Расследование

Этот текст является ответом на комментарий одного из читателей CriticAtac, который заявил, что столь явное неприятие русских, распространившееся в последнее время среди румын, является следствием событий в Украине и никак не связано с историческими событиями, а, скорее, с истерией в прессе и оппортунизмом комментаторов и интеллектуальных кругов в Румынии. И хотя оппортунизм настолько очевиден, что отрицать это сложно, я считаю, что исторические корни этой неприязни не менее важны. На самом деле, они даже важнее, если учитывать не конъюнктуру, а структуру. Более того, сегодняшняя нелюбовь к русским, вновь достигшая гигантского размаха, в большинстве случаев прикрывает элементарный расизм. И в этом антирусизме нет ничего особенного, учитывая, что  в различные исторические моменты существования Румынии в качестве национального государства, эта самая нелюбовь к русским периодически зашкаливает.

А все потому, что румынская нелюбовь к русским, как народная и государственная идеология, не только появляется одновременно с национальным государством в середине 19 века, но и служит ему фундаментом. Несмотря ни на что, румынское национальное государство в значительной степени появляется как антирусская конструкция, ведь его формирование посредством объединения 1859 года Молдовы и Румынии, происходит в геополитической ситуации, обусловленной конфликтом между империями – Англией, Россией и Османской империей в Черноморском регионе. (Все это касается не только Румынии, это в целом описывает данный регион).

Царская Россия проиграла войну в Крыму (1853 - 1856) только потому, что Англия, тогдашняя сила мирового масштаба, прислала войска в помощь Турции, уже разваливавшейся на тот момент, в особенности это касалось ее европейской части. Этот постепенный распад шел на пользу только Российской империи. Война в Крыму положила конец веренице недавних военных побед России над Турцией. Еще с 1774 года, когда Российская империя перехватила контроль над югом Украины и Крымом у турок, она намеревалась продолжить экспансию на юг, к истоку Днестра и Черному морю. И идя к своей цели Россия не только аннексировала часть территорий, принадлежавших Оттоманской империи, вроде востока Молдовы (часть, которую потом назвали Бессарабией) в 1812 году, но и смогла распространить свое влияние на земли турок на юге Европы, что привело к автономии Сербии и независимости Греции в конце войны 1829 года. После Наполеона Англия с подозрением смотрела на то, как значительно расширились всего за 100 лет и продолжали расширяться границы Российской империи. Поэтому, чтобы остановить экспансию России, она и другие мировые державы решили поддержать Турцию.

(Хочу отметить, что есть еще одна дополнительная, но довольно значительная для Англии причина послать в Крым свои войска: продолжая удерживать внимание России в Европе, у Черного моря, Англия могла спокойно заниматься своими имперскими и экономическим интересами в Центральной и Восточной Азии, на которую Россия также нацелилась, особенно на Афганистан и Китай (вторая Опиумная война начинается сразу после того, как заканчивается Крымская). Если же все это перенести на сегодняшнюю Украину, получается, что США на месте Англии – удерживая Россию в Крыму, Штаты могут заниматься своими делами в Восточной Азии и Тихом океане, где Россия сейчас маргинализирована).

Вмешательство британской колониальной мощи в дела региона не ограничилось войсками и прямой поддержкой турков в конфликте с Россией, была и неявная поддержка. В эту категорию помощи Турции можно отнести и поддержку формирования национального румынского государства. Причина, по которой Англия и Франция поддержали объединение румынских княжеств в единое государство, в позже – и независимость этого государства, заключалась в том, что Румыния должна была стать буферной зоной на пути России к Черному морю. Независимое государство, с собственными интересами, противоречащими российским, союзное с западными державами, - таков был ход, продуманный английскими стратегами, против российской экспансии на юг. Таким образом, еще до своего появления Румыния уже получила свою антироссийскую роль.

Правда в том, что подобное решение вовсе не случайно. Объективные интересы правящей верхушки как в Молдавии, так и в Валахии противоречили российским. Это очевидно, учитывая, что Россия аннексировала половину молдавских территорий, нанеся, таким образом, удар по экономическим интересам молдавских бояр, доход которых основывался на обработке земель, а ее войска по любому поводу оккупировали территории и Молдавии, и Валахии. В отличие от Порты, которая включала в империю румынские княжества в качестве автономных, подвассальных земель, Россия не ставила перед собой такой цели. Ее целью было формирование либо независимого от Османской империи государства, находящегося под влиянием России, либо включить территории в свой состав, как в случае с Сербией и другими болгарскими территориями, под предлогом единства происхождения и религии. Идея объединения двух румынских княжеств стала реальной политической возможностью в 1830-е годы, когда эти земли были оккупированы и фактически были подконтрольны России.

Парадокс истории заключается в том, что именно военные кампании России против Османской империи, последовательно выведшие румынские княжества из-под власти последней, привели к появлению среди румынских бояр интересов, отличных от интересов Российской империи. Сначала, посредством Кючук-Кайнарджийского мира, потом – вследствие Адрианопольского договора 1829 года, была налажена торговля на Черном море. Для румынских княжеств это означало свободный доступ к западным рынкам для местной сельскохозяйственной продукции. Уже в 16 веке княжества участвовали в этой торговле, несмотря на грабеж Османской империи, экспортируя продукты через Карпаты, что стоило не только времени, но и денег, так как Империя Габсбургов облагала эту продукцию таможенным налогом. Одновременно с открытием для румынских товаров Черного моря и устья Дуная, бояре и крупные землевладельцы румынских княжеств получили возможность увеличить свои состояния посредством торговли тем, что на их землях выросло. Однако, такая перспектива не подходила России, которая уже использовала эти пути для экспорта на мировой рынок своей сельхозпродукции, выращенной на юге Украины.

С экономической точки зрения румынские княжества были подключены, правда весьма опосредованно, к западной торговле еще с 16 века, при этом политически, социально и культурно они были крайне отуречены в начале 19 века. Лучшее описание подобного состояния принадлежит Помпилиу Элиаде, при всем ориентализме и экзотичности его работ. И снова парадокс, но знакомство с Западом румынских княжеств происходит при помощи России, войска которой получают контроль над этими землями в 1829 году и вынуждены будут отступить только к концу Крымской войны. В это время румынский правящий класс впитывает в себя веяния запада, по княжествам проходят прогрессивные реформы русских. Тогда же, под этим влиянием прогресса и цивилизации, румынские бояре отправляют своих детей учиться на Запад, готовя, таким образом, пашоптистскую элиту, которая и осуществит объединение, заложив основы румынского национального государства на антирусских принципах.

Однако, господство Царской России зиждилось не только на военной силе и стратегических интересах, но и на панславизме и православии (необходимых для того, чтобы уберечь народ от нечестивого влияния турков и Востока). Поэтому желание создать государство молдавских и румынских бояр, понявших, что только единое государство обеспечит им защиту классовых интересов в новых экономических и политических условиях, основывалось не только на выгодах от создания национального рынка. Тут были и культурные, и идеологические предпосылки и идея, уже полвека витавшая в Трансильвании – латинские корни румын. Выгода идеи о латинских корнях заключалась еще и в том, что с ее помощью можно было противостоять панславизму, суля неразрывную, органичную связь с Западом. Таким образом, Румыния превратилась в островок латинизма в море славянизма. При этом, концепция идентичности призвана была обосновать желание бояр и землевладельцев создать государство из княжеств против воли России.

В этих условиях военное вмешательство Запада во время и после Крымской войны консолидировало и придало форму (в интересах того же Запада) цепочке процессов и классовых антагонизмов, уже имевших место в регионе, хотя, до тех пор не слишком заметных. Точно одно – с момента своего появления в качестве национального государства Румыния несла в своей основе двойной компонент – явные антирусские настроения, проистекающие из классовых интересов ее элиты, а также геополитических интересов Великобритании в регионе, и явный антиславянизм, при котором вся суть нового государства концентрировалась вокруг его латинского характера, отличного и от славянского, и от восточно-балканского наследия Османской империи.

И, хоть это и на руку румынским националистам, мы можем с уверенностью сказать, что Румыния с самого начала была антирусской и европейской, не забывая и об имперском характере этой конструкции. Другими словами, именно подчинение процесса формирования национального государства имперскому контексту, который не может его контролировать или влиять на него, впоследствии сильно повлияло на путь румынского государства. В данном контексте можно перечислить три важнейших, по моему мнению, элемента: 1) Румынское национальное государство сформировалось в интересах и на пользу бояр, владеющих землей, власть которых в той или иной форме продлилась до конца Первой мировой войны. Эта власть углубила сельский характер государства, затормозив индустриальное развитие, и привела к гегемонии консервативной культуры с местными, сельскими, реакционными корнями. 2) Появление государства основывалось на идее принадлежности латинскому миру, а значит гражданство основывалось на крови, языке и территории – принадлежности к народу. Как следствие, в новом национальном государстве не оказалось места для тех, кто выделялся из этой массы – для евреев и освобожденных цыган. Их, как и многих других, как татар в Добрудже, исключили из рядов граждан, а значит и из экономической, социальной и политической жизни нового государства. 3) При таком разделении на классы и таком понимании гражданства неизбежно усугубление националистических настроений. Национализм стал основой нового государства, а также способом продвижения интересов элиты, выдававшей их за интересы страны. Он не только исключил другие народности из жизни государства, но и возвел антирусские и антиславянские настроения в ранг официальной политики.

Таким образом, для того, чтобы очертить характер румына, в период между Объединением и Первой мировой войной появились все националистические стереотипы и клише с оттенком расизма, касающиеся как славянского населения, так и балканского. Все эти конструкции позже только разовьются и расширятся. Индивидуальный характер румынского национализма 19 века заключается в том, что в нем сочетаются местные и восточные черты, выдаваемые за собственные. И до сих пор румынский национализм неотделим от претензий на европейскую идентичность. До сих пор он основывается на вере в то, что румыны – не русские (и не балканский народ). Эта националистическая фантазия помешала Румынии развить серьезные региональные связи, держа ее заложницей интересов Запада во все важные исторические моменты.

Размах антирусского характера национализма румынского государства особенно ясно виден в том, как был отвергнут социализм Гери, который сочли бредом с востока. Самыми же красноречивыми оказались антирусские настроения доброй части румынской элиты в преддверии Первой мировой войны, - эти чувства были с ностальгией и теплотой описапны Лучианом Бойей. Повторю, только лишь обусловленный рядом событий альянс Англии, Франции и России заставил Румынию воевать на стороне России, а не против нее, как надеялась большая часть румынской правящей верхушки. Однако, их неприязнь к русским все-таки всплыла в конце войны, когда воспользовавшись исчезновением Царской России Румыния аннексировала Бессарабию. Это доказывает, что тогдашняя румынская элита все еще рассуждала в тех же терминах и опиралась на те же геополитические веяния, что и молдавские бояре веком ранее, явив, таким образом, преемственность румынских элит.

Учитывая способ создания Великой Румынии в 1918 году (чтобы было ясно: в результате аннексии территорий в условиях распада империи пососедству), национализм межвоенного периода неизбежно приобрел характер периодических припадков. Внутренние проблемы усугубились, к традиционным врагам прибавились новые, вроде венгров, так как новое государство включило в себя значитлеьное число нацменьшинств. В это же время румынский национализм мутирует, так как в условиях объединения все более настойчиво приводятся автохтонистские аргументы, подтверждающие средневековое происхождение румынского народа и румынского государства. Таким образом, акцент смещается с подчеркнуто западного (латинского) происхождения румынского народа на его древность и глубокие корни, пущенные в эту землю, - все для того, чтобы оправдать и легитимизировать новые границы государства. Конечно, так было и раньше, однако, именно сейчас эти идеи были включены в национальную политику румынизации. Поэтому попытка свести румынский национализм к его фашистским проявлениям 30-х и 40-х годов прошлого века приводит к утере из вида его систематического характера и прочно занятого места в идеологии нового государства.

Впоследствии, после того, как власть в России захватили большевики, антироссийские настроения румынской элиты только усилились, так как к ним добавился и антикоммунистический настрой. Достаточно вспомнить, как гордилась румынская элита подавлением коммунистического движения Белы Куна в Венгрии. Из защитницы Европы от России, Румыния превращалась и в защитницу от большевизма. Запрет Коммунистической партии в Румынии спустя три года после ее появления и тюрьма для ее симпатизантов в межвоенный период также легли в основу румынского национализма, соединившись с неприязнью к русским и любовью к Западу.

В силу всех этих классовых и национальных настроений, Румыния вступила во Вторую мировую войну в качестве союзника нацистской Германии, вначале под предлогом освобождения Бессарабии, а на самом деле, как показали военные действия, из-за созвучности идеологии румынского правящего класса и нацистской политики. Самое точное описание этой позиции можно найти в Журнале Михаила Себастьяна, который описывает ее с обреченностью смертника.

Как известно, Румыния проиграла войну и попала в сферу влияния СССР. При всем этом, несмотря на кардинальные изменения в государственной политике и отношениях между классами в коммунистической Румынии, нелюбовь к России не только выжила, но и стала официальной политикой государства, согласно Декларации независимости от СССР апреля 1964 года, если не раньше, достингув при Чаушеску известных вершин. Не странно ли для коммунистического государства так упорно дистанцироваться от политики СССР и при этом поддерживать самые тесные отношения с МВФ и Всемирным банком?

Конечно же, при коммунизме антирусские настроения могли принимать лишь крайне ограниченные формы, однако, это не помешало Румынии вновь поднять темы из антирусского буржуазного арсенала, касательно истории, историографии, националистических оправданий, подкреплявшихся расиситскими высказыванияи в адрес русских военных, находившихся в Румынии после Второй мировой войны.

Тот факт, что неприязнь к русским поддерживалась коммунистическим государством под предлогом дистанцирования от Москвы, кажется мне неоспоримым. Это объясняет и неистребимость антирусизма и антикоммунизма даже в сегодняшней Румынии. сложнее объяснить почему румыское коммунистическое государство намеренно дистанцировалось от политики СССР.

Вкратце, ответ таков: как и его предки сто лет назад, правящий класс в период коммунизма считал, что его интересы находятся в оппозиции к интересам России в том, что касается перераспределения капитала в рамках бывшего советского блока. Оставаясь в связке с СССР, преданная его политике, Румыния, будучи преимущественно аграрной страной, зависела и от СССР, и от его рынков. Выступая за национальную политику индустриализации при поддержке западных кредитов еще в 60-х годах 20 века, Румыния попала в зависимость от пертурбаций мирового капитала. При этом элиты коммунистической Румынии не только не смогли расстаться со своим буржуазным национализмом, но и были вынуждены прибегнуть к его основам для того, чтобы консолидировать свои позиции. Конечно же, это было невозможно без возбуждения новой волны неприязни к русским, и всех остальных главных постулатов румынского национализма.

После падения коммунизма в 1989 году второй эшелон Компартии Румынии и инженерная интеллигенция, составлявшая политический класс, просто продолжили эту идеологию, тем более, что путь на запад был свободен и необходим. Хотя Россия постсоветского периода не могла играть значительную политическую роль, из-за всех неолиберальных реформ, через которые она прошла, она стала ассоциироваться с прошлым, опасностью с востока, и этот образ закрепился за ней навсегда.

Конечно, эта длинная антирусская традиция моментально была приведена в боевую готовность, как только начался конфликт в Украине. Румыния снова на посту. Румынские комментаторы не устают об этом напоминать, восхищенно говоря об особой стратегической роли Румынии по отношению к России, как и 200 лет назад. В то же время антирусские настроения можно снова объединить с румынским национализмом в вопросе о Республике Молдова. Как и 200 лет назад Бессарабия используется как классический пример происков русских империалистов, против которых румыны призваны бороться, хотя бы словесно.

При такой антирусской традиции, которая также свежа, как и 200 лет назад, работа профессиональных идеологов кажется не только грустной, но и бесполезной.

Флорин ПОЕНАРУ

Перевела на русский язык для eNews.md Вера БАЛАХНОВА

Адрес оригинала статьи: http://www.criticatac.ro/25096/originile-istorice-ale-anti-rusismului-romanesc/