Расследование

К истории o разделе Трансильвании в августе 1940 г.

01.06.2012
 
В ходе Парижской мирной конференции 1919-1920 гг. Венгрия пыталась отстоять Трансильванию, ссылаясь на «историческое право» и на хозяйственную целостность этого края. Румыния также прибегала к историческим аргументам, напоминая о континуитете проживания на территории современной Трансильвании латинского населения со времен Римской империи. Но главным аргументом для нее было численное преобладание румын в крае.
 
Державы-победительницы поддержали точку зрения Румынии. «Даже и тысячелетнее положение вещей не должно продолжаться, коль скоро оно признано противным справедливости», - писал в своем обращении к венгерской делегации председатель Парижской мирной конференции А. Мильеран. Впрочем, дело заключалось не столько в поисках справедливости, сколько в том, что слишком сильная Венгрия (потенциальный союзник Германии) не отвечала представлениям французской элиты о равновесии сил в Дунайском бассейне.
 
Вследствие Трианонского мирного договора 1920 г. с Венгрией, за пределами нового венгерского государства оказалось около 3 млн венгров, приблизительно каждый четвертый представитель этого этноса. Перешедшие к Румынии Трансильвания и прилегающие к ней области Банат, Парциум и Марамуреш занимали территории более 100 тыс. кв. км, что превосходило по площади трианонскую Венгрию (93 тыс.).
 
Сколь ни весомы были основания для принятого в предместьях Парижа решения, оно заложило мину замедленного действия под всю конструкцию мирного урегулирования в Дунайском бассейне. Меры по созданию культурной автономии оставались на бумаге, около 250 тыс. венгров, относившихся к коренному населению Трансильвании, вообще не получили румынского гражданства, многие покинули страну (к концу 1930-х годов, когда официальный Бухарест перестал придерживаться последовательно профранцузской ориентации, даже покровительствовавшие Румынии представители Франции признают с трибуны Лиги Наций имеющие место факты притеснения венгров).
 
Венгерское национальное сознание крайне болезненно восприняло утрату Трансильвании. Наличие территориальных претензий к Румынии сыграл решающую роль при установлении советско-венгерских отношений в 1934 г. (в СССР никогда не признавали законной оккупацию Бессарабии в 1918 г.). 
 
Аншлюс Австрии в 1938 г. и последовавшее за ним расчленение Чехословакии положили начало пересмотру границ в Дунайском бассейне. С развязыванием Второй мировой войны становится реальной перспектива дальнейшей перекройки карты Средней Европы. Венгерская политическая элита в этих условиях все больше осознавала общность интересов Будапешта и Москвы. Полпред СССР в Венгрии Н. И. Шаронов в начале 1940 г. доносил в Москву: в венгерских политических кругах питают надежды на то, что СССР, находящийся во вполне «корректных», если не сказать больше, отношениях с Германией, начнет продвижение на балканском направлении, и первой страной на его пути окажется Румыния.
 
В свою очередь румынская сторона после краха Чехословакии, Польши и начала большой войны за передел европейских границ вполне ожидала эскалации территориальных притязаний Будапешта. Это вынуждало ее все активнее искать покровителей в Берлине, а с другой стороны, заставляло ее укреплять свои западные границы. Принятию румынскими властями надлежащих мер безопасности способствовали чересчур вызывающие заявления некоторых официальных лиц в Будапеште о том, что Венгрия «не потерпит отсрочки разрешения трансильванского вопроса до греческих календ».
 
Накануне войны Берлин поддерживал планы Венгрии в той мере, в какой они были направлены против непримиримо враждебной «третьему рейху» Чехословакии. С распадом чехословацкого государства Гитлер и его окружение уже все менее сочувствовали венгерскому ревизионизму, поскольку резонно полагали, что чрезмерное усиление Венгрии будет способствовать проведению ее правительством слишком независимого внешнеполитического курса.
 
Сказывалась также заинтересованность «третьего рейха» в некоторых из стран, на которые распространялись венгерские территориальные амбиции - в частности, в Румынии и в «независимой» Словакии. Открытая поддержка венгерских ревизионистских требований затруднила бы для Германии возможность вовлечения Румынии в сферу своего влияния, а между тем, при осуществлении германских планов в отношении СССР и на Балканах Румыния (не только в силу стратегического положения, но и как поставщик нефти) явилась бы для Берлина не менее, а даже более важным партнером, чем Венгрия. «Третий рейх» после уничтожения Чехословакии санкционировал образование на венгерских коронных землях «Святого Стефана» «самостоятельного» словацкого государства, фактически германского протектората (нужного для давления на Польшу, а затем и на Венгрию).
 
Официальный Рим советовал Будапешту отложить выполнение своих требований до окончания войны на Западном фронте. Причем позиция Германии и Италии была согласованной, в ходе одной из встреч на высоком уровне стороны договорились не потакать «чрезмерным» венгерским амбициям.
 
К началу лета ужесточавшаяся антирумынская риторика официальной Москвы свидетельствовала о том, что в самое ближайшее время СССР поставит вопрос о возвращении Бессарабии. Курс официального Будапешта на сближение с Москвой становится в сложившейся обстановке демонстративным.
 
Нота с требованием «в интересах восстановления справедливости» приступить «к немедленному решению вопроса о возвращении Бессарабии Советскому Союзу» была направлена румынскому правительству 26 июня, через четыре дня после капитуляции Франции, на протяжении долгих лет выступавшей главным гарантом Версальской системы, одним из важных установлений которой являлась целостность Румынии в ее границах 1920 г. Берлин и Рим посоветовали Бухаресту уступить, дав понять, что речь идет об «уступках временного порядка».
 
28 июня Красная армия перешла Днестр. Советская акция по присоединению Бессарабии (а также Северной Буковины) вызвала нескрываемое воодушевление в венгерских политических кругах.
 
Министр иностранных дел Венгрии граф Чаки, выступая в середине июля в парламенте, не скупился на сентименты в адрес Москвы, при этом речь его встречалась одобрительными возгласами депутатов. Любезности, расточаемые Советскому Союзу, носили довольно демонстративный характер. Это было посланием не столько Бухаресту, который попросту хотели запугать «чудовищной» коалицией на антирумынской платформе, сколько Берлину - от последнего ждали серьезных подвижек в трансильванском вопросе с учетом нежелательного для держав «оси» роста популярности СССР в Венгрии.
 
В том же июле глава правительства Венгрии Телеки и министр Чаки были приняты в Мюнхене Гитлером и Риббентропом, рекомендовавшими венгерским коллегам избрать путь мирных переговоров с Румынией. В середине августа под германским давлением стороны сели за стол переговоров. К 25 августа уже был очевиден их провал.
 
Тогда 30 августа в венском дворце Хофбург представители Германии и Италии приняли решение и в ультимативной форме потребовали его строгого исполнения от обеих спорящих сторон. Территория Северной Трансильвании площадью 43 тыс. кв. км передавалась Венгрии, и в течение 14 дней ее должны были оставить румынские войска. Румынские граждане, проживающие на этой территории, автоматически переходили в венгерское подданство, а нежелающие получали право в течение шести месяцев ходатайствовать об оптации в румынское гражданство.
 
5 сентября началось вступление венгерских войск в Северную Трансильванию почти по всей протяженности старой границы. Кинохроника того времени запечатлела редкие кадры: адмирал Хорти на белом коне едет по главному городу Трансильвании Коложвару (Клужу), его встречают рукоплесканиями тысячи венгров.
 
В день арбитража, 30 августа, Риббентроп провел в Вене пресс-конференцию, на которой заявил, что Германия и Италия в условиях общеевропейской войны гарантируют целостность и неприкосновенность румынского государства в его новых (урезанных) границах.
 
С германской стороны было ясно заявлено, какая из держав диктует свои правила игры в Дунайском бассейне и на Балканах. Вызывающее нежелание Берлина считаться (вопреки букве договора от 23 августа 1939 г.) с мнением Москвы, когда дело касалось непосредственных соседей СССР, стало основанием для демарша Молотова послу Шуленбургу уже 31 августа, но не изменило положения дел.
 
Сильно разочаровав Румынию и не удовлетворив элиту Венгрии (она требовала всю Трансильванию), нацистская Германия вместе с тем не только сохранила рычаги воздействия на обе страны, но получила дополнительные возможности играть в своих интересах на венгеро-румынских противоречиях. Зависимость обеих стран от «третьего рейха», таким образом, усилилась, что способствовало в конечном итоге втягиванию стран-антагонистов в войну против СССР.
 
Солидарный с военными целями Германии новый румынский лидер маршал Антонеску дал согласие на размещение в стране дивизий вермахта и перевооружение своей армии. Задачей-минимум для него было возвращение Бессарабии и Северной Буковины, но, как показал опыт Второй мировой войны, территориальные притязании Румынии распространились на Транснистрию, Одессу, Херсон.
 
Венгрия была окончательно низведена до положения беспомощного сателлита. Самоубийство премьер-министра графа П. Телеки явилось отчаянным жестом, который так и не воспрепятствовал проведению вермахтом балканской операции при непосредственном участии Венгрии в решении германских военных задач. На следующий день после известной провокации с бомбардировкой г. Кашша (Кошице) 26 июня якобы советской авиацией, венгерское правительство под давлением Гитлера объявляет войну СССР. В истории советско-венгерских отношений, как и в истории всего дунайского региона, началась совершенно новая полоса.
 
Александр Стыкалин, доктор исторических наук, Институт славянологии Академии наук РФ
 
(Выступление состоялось на международной научной конференции «Присоединение Бессарабии к России в свете многовекового молдо-российско-украинского сотрудничества», прошедшей в Кишиневе 1-5 апреля 2012 г.) 
 
Печатается с сокращениями

Комментарии (3) Добавить комментарии