Расследование

 

Так охарактеризовал настроения жителей села известный публицист Ион Стич, издавший в 1999 году книгу воспоминаний о тех событиях под названием «Şarbaca – satul de sup apă». «Драма села Шарбака – драма его жителей, которые потеряли малую родину - пишет он. – Когда воды Прута затопило это живописное село, расположенное между двумя долинами, взрослые плакали…».

Стич, родившийся в этом селе, вспоминает слова одного из своих односельчан Юрия Кукутэ: «Нас лишили права наследовать нашу родину - это страшно». Фраза эта преследовала Стича всю его жизнь. Наверное, те же чувства испыьывают все уроженцы Шарбаки. Среди них доктор хабилитат медицинских наук, профессор-университар Борис Парий, доктор медицинских наук Борис Кукутэ, заслуженный работник культуры Жан Кукурузак и другие.

Чтобы понять чувства жителей села, нужно побыть рядом. Как-то жарким летом, когда Прут обмелел, многие бывшие шарбакцы приехали из разных уголков страны «домой». Трудно передать эмоции этих людей при виде разрушенных стен и фундаментов домов, в которых они родились и провели детство. Шарбакцы  бережно собирали остатки кувшинов, заржавевшие подковы и уносили как память о малой родине.

На перекрестке дороги, ведущей в бывшее село, стоит теперь распятие, за которым постоянно ухаживают, ежегодно проводят церковные богослужения. Чтобы сохранить память о селе, инженеры-строители Юрий Кукутэ и Ион Костецки создали макет Шарбаки, тщательно воссоздав в миниатюре все дома.

Лес рубят – щепки летят. Щепками стали и памятники археологии - древние поселения, курганы, могильники, стоянки каменного века. В зоне возведения Костештского гидроузла работало несколько археологических экспедиций из Молдовы, Москвы и Ленинграда. Среди них был Сергей Агульников, студент кафедры археологии молдавского госуниверситета. Он поделился своими воспоминаниями.

«Темпы строительства предопределяли и скорость спасательных работ. Копали много, быстро и на разных участках. Каждый день приносил новые интересные находки, открывались неизвестные археологические культуры. Государство занималось переселением людей из зоны затопления, и тут неожиданно возникла проблема: а как быть с мертвыми? По плану кладбище также уходило под воду. Решили заняться перезахоронением, на перенос одной могилы сельсоветы выделяли 45 рублей, приличную по тем временам сумму.

Вначале дело пошли неплохо, власти нанимали «шабашников», которые активно ринулись выкапывать хорошо сохранившиеся в глинисто-песчаной почве гробы. Но копать яму на глубину до двух метров (на севере Молдовы зарывают глубоко) показалось утомительным, да и сельсоветы приостановили выплату «гробовых». К тому же на новом месте надо было выкапывать могилы такой же глубины. «Шабашники» довольно быстро исчезли куда-то, а вода подступала все ближе к кладбищу…

Местные жители решили обратиться к нам. В один из теплых осенних вечеров в школу, где разместилась экспедиция, зашла группа пожилых людей. В руках они держали бутыли с домашним вином и забористым самогоном. Потом выложили на стол и нехитрую крестьянскую закуску: брынзу, мамалыгу, помидоры, лук.

«Помогите, дело святое, нам и попросить некого, - начал один из стариков. - Вы ведь привыкли с мертвецами дело иметь. Не боитесь их, а нам как-то не очень… Могилы скоро вода затопит, а «шабашников» ищи-свищи. Мы ведь за свои кровные просим».

Старик рассказал, что вместе с односельчанами наблюдал за тем, как мы расчищаем лопатами, ножами и кисточками скелеты в древних захоронениях на курганах и могильниках: «Мы убедились в вашем профессиональном обращением с «потусторонним» миром».

Наши руководители сразу же отказались, сославшись на то, что за это начальство в академии по головке не погладит. Но по паре стаканов все же выпили, закусили - и пошли спать. Осталась молодежь - лаборанты, студенты-практиканты вроде меня, московские художники из Строгановского училища, Жора-водитель, да Пашка-бульдозерист из липканской районной «Сельхозтехники». Спиртное, деньги, а также «тимуровская» забота о пожилых сельчанах сыграли свою роль. От оплаты поначалу мы отказались, решили работать сугубо за «магарыч». В дальнейшем деньги все же пришлось брать - по сельским обычаям могильщикам обязаны платить, и большой грех отказываться.

 

Перезахоронениями мы стали заниматься после основной работы, когда наши шефы после обеда уходили отдыхать. Они, конечно обо всем знали, но не шумели - им кое-что от нас перепадало. 

Работали по методике археологических раскопок. Местные жители вначале снимали с холмиков почерневшие деревянные кресты и убогие пирамидки. Разбивали колышками трассу прохода для бульдозера. Учитывая, что на современных кладбищах могилы идут ровными рядами и ориентированы по линии восток-запад, бульдозер делал ровные зарезы одинаковой длины и ширины, постепенно углубляясь в котлован. На глубине около двух метров из толщи глины и песка появлялись крышки гробов. В грунте виднелись контуры могильных ям. Затем, под контролем местного населения, к делу приступали профессиональные раскопщики.

Каждый гроб аккуратно расчищался от грунта и осторожно поднимался наверх. Домовины аккуратными рядами укладывались в кузов экспедиционной машины. Чтобы не перепутать покойных, родственники делали пометки. Работы периодически прерывались короткой выпивкой – нервы не выдерживали.  Следует отметить хорошую сохранность деревянных гробов в песчаной почве.

Рядом находился священник, который читал молитвы над каждым потревоженным  «великой стройкой» покойником. На его присутствие закрывал глаза даже парторг. Останки перевозились к месту нового захоронения, где после короткой панихиды закапывались.

Некоторые родственники просили открыть гробы, чтобы посмотреть, как время, проведенное в земле, отразилось на усопших. Крышки гробов легко поддавались стамеске. Впечатление от увиденного у многих было неоднозначным. Большинство погребенных сохранилось не хуже тела Владимира Ильича в мавзолее - без всякой научной мумификации. Учитель истории гвоздодером вскрыл гроб своей супруги, умершей за 20 лет до того. Старушка лежала гробу как живая, песок и сухая глина отлично законсервировали ее тело. Сохранились одежда, обувь, крестик, маленькая иконка, «хрущевские» пятаки на глазницах. Морщинистая кожа на лице приняла легкий коричневый оттенок, но не производила ощущения лика «мертвеца».

 

И тут пожилой учитель неожиданно произнес фразу, которую я до сих пор хорошо помню: «Вот стерва! Сколько лет морочила мне голову, жить не давала, пилила постоянно за каждую мелочь! Даже черти тебя не берут. Хлопцы, заколачивайте крышку назад, грузите в кузов». Вдовец залпом выпил кружку «свекломицина», вытер набежавшую слезу и отвернулся. Мы стояли молча, ошеломленные услышанным.

Процессия двинулась за машиной в сторону нового кладбища. Учитель продолжал стоять у разрытой могилы. К нему подошел священник и сказал: «Успокойся, сосед. Хоть ты и атеист, но запомни - твоя на том свете вдвойне счастлива будет, она второй раз свет Божий увидела…».

Такое счастье улыбнулось далеко не всем «обитателям» кладбища. Многие родственники отказались переносить покойных на новое место, у других родни  за давностью лет не было. Брошенные могилы вскоре скрылись под водой.

Недавно знакомые позвали меня поехать с ними порыбачить на Костештское водохранилище. Отказался. Не стираются из памяти воспоминания о затопленном кладбище».

 

Сергей Агульников исколесил в археологических экспедициях всю Молдову вдоль и поперек. Бережное отношение к останкам захороненных на нашей земле людей в прошлые века - одна из национальных черт молдавского народа.

Археолог рассказал о том, как после раскопок вблизи села Бутучень местные жители похоронили останки средневековых кочевников и сарматов по молдавским обычаям – с отпеванием и поманами.

Об этом мы расскажем в следующих номерах нашей газеты