Расследование

 

Вера, проповедуемая на греческом и готском языках, не смогла сделаться народною верою придунайских славян и румын. Только со времени перевода Священного Писания и богослужебных книг на славянский язык святыми братьями Кириллом и Мефодием славянское племя стало ассимилировать и просвещать те неславянские народы, с которыми сталкивалось на историческом поприще. Так случилось с дикою болгарскою ордою, которая покорила задунайских славян и смешалась с ними, а затем ославянилась и образовала сильное государство, принявшее в 864 году при царе Борисе православную веру. Подобный же процесс славянизации происходил и среди румын, он продолжался вплоть до XVII столетия.

Центром церковного управления валахов, живших совместно с болгарами, а также тех, кто перешел после на левую сторону Дуная, в Нижнюю Валахию, долгое время служила Болгарская охридская патриархия, и лишь в 1359 году в Валахии учреждается особая Валашская митрополия.

Что касается Молдавии, то она первоначально зависела в церковно-иерархическом отношении от греков, и даже особая Молдавская митрополия, учрежденная в 1401 году, была подчинена константинопольскому патриарху, но с самого своего существования она стремилась освободиться от этой зависимости, обращаясь за помощью поочередно к славянским церквам: болгарской, сербской и русской. После Флорентийской унии, к которой примкнула и Константинопольская церковь, Молдавская митрополия прекращает с последней всякие сношения и обращается за поставлением своих митрополитов к Охридской или Сербской патриархиям.

От задунайских же славян румыны, вместе с верою, получили и христианское просвещение. Известный юго-славянский писатель Цамвлик два раза проживал в Молдавии при Александре Добром. По его поручению он отправлялся в Охриду и вывозит оттуда священников и славянские книги. Славянское просвещение проникало в румынские княжества и независимо от церковно-иерархических связей, особенно благодаря давлению турок на славянские народности балканского полуострова. Чем сильнее турки притесняли христианскую церковь в своем движении к Дунаю, тем большее число болгарских и сербских монахов искали убежище в румынских княжествах. Так, Нямецкий монастырь был основан в 1367 году старцами Софронием, Пименом и Силуаном, пришедшими со своими учениками из окрестностей Тырнова. Молдавские монастыри Быстрица и Молдавица основаны Александром Добрым для славянских монахов, переселившихся из-за Дуная.

Как эти, так и другие многочисленные монастыри в княжествах служили в тяжелую пору турецко-татарского господства сберегателями чистоты православной веры, питомниками местной иерархии и хранилищами славянского просвещения. Из древних монастырей и церквей в пределах ныншней Бессарабии следует упомянуть: Варзарештский монастырь в кишиневском уезде, основанный в начале XV века; греческую церковь в Аккермане, сооруженную в 1482 году Стефаном Великим; Успенскую церковь в Бендерах, в которой Стефан молился в том же году; Киприановский Успенский монастырь в Кишиневском уезде, основанный в 1545 году Петром Рарешом; Дмитриевскую церковь в Оргееве и Николаевскую — в Килии, построенные в первой половине ХѴII века Василием Лупулом.

 

Славяно-молдавская письменность

О процветании в румынских княжествах славянской письменности свидетельствует целый ряд древних рукописей, первая из которых «Слова Григория Богослова», переписанная монахом Нямецкого монастыря Гавриилом, относится к 1424 году. Вместе с рукописями церковными встречаются и рукописи более или менее светского, летописного, характера, каковы, например: «Сказание вкратце летом сущим от Адама до нынешняго времене родом» и «Сказание вкратце о молдавских господарях», вошедшие в сборник второй половины XVI века, писанный разными руками и отличающихся богатым содержанием и разнообразием состава. В большей части своей этот сборник представляет списки болгарских и сербских произведений, отчасти переведенных с греческого, отчасти оригинальных. Но произведения эти не могли не оказывать влияния на развитие собственной славяно-молдавской письменности и на самую жизнь румын. Некоторые из них имели применение в церковных или светских школах, начало которым положил Александр Добрый, основавший в Сочаве высшую школу, с преподаванием славянского, греческого и латинского языков. При этом же господаре, как утверждают молдавский летописец Костин и князь Дмитрий Кантемир, введен в Молдавии первый законник, составленный из свода местных обычаев и извлечений из законов других государств, преимущественно Византии.

 

Румынская письменность

Румынский язык и письменность начинают возникать в Молдавии и Валахии со второй половины XVI века, распространяясь с запада на восток и вытесняя славянский язык и письменность. Причины этого явления следует видеть, с одной стороны, в прекращении прилива в княжества славянского элемента, а с другой — в массовых переселениях в одноплеменные государства, — особенно участившихся около половины XVII века, при господарях Матее Бассарабе валашском и Василии Лупуле молдавском, — румынского населения частию с Балкан, преимущественно же из Трансильвании. Не пользуясь в местах родины политическою независимостью и стесняемые в исповедывании православной веры, румыны стали приливать в княжества и селиться на пустопорожних землях, опустошенных частыми набегами турок и татар и междоусобными войнами, а вместе с собою принесли и заимствованный у протестантов обычай употребления родного языка в богослужении и письменности. Уже во второй половине XVI века диаконы Кореей и Тудори печатают Тетро-евангелие и Псалтирь на двух языках: славянском и румынском. Василием Лупулом в Яссах и Матѳеем Бассарабом в Тырговице были заведены особые типографии для печатания румынских книг, но еще славянским шрифтом. Центром духовного просвещения для румын в это время были Львов, Киев и Москва, откуда они получали памятники церковной и духовной письменности, для перевода на румынский язык. В Яссах же и Тырговицах названные господари основали особые школы, в которых, между прочим, преподавались славянский и латинский языки.

Господство в княжествах фанариотов ознаменовалось, как было упомянуто выше, гонением как на славянский, так и румынский языки, но и в эти времена славянское влияние не прекратилось. В конце XVII века молдавский митрополит Досифей просил и получил от московского патриарха типографские принадлежности для напечатания сделанных им переводов с греческого и славянского языков на румынский. В 1702 году игумен Нямецкого монастыря Пахомий отправился в Россию, виделся с нашим русским Златоустом — Дмитрием Ростовским, и принес в Киево-Печерскую лавру частицу мощей св. архидиакона Стефана. В 1749 году обозный нежинскаго полка Иван Величковский подарил игумену молдавского Косоуцкого монастыря в Бессарабии Петру Яковлеву рукописный патерик печерский со скитским. Таким образом, самое возрождение в Молдавии и Валахии, со второй половины XVIII века, румынского языка и письменности возникло на почве славянских преданий и симпатий.

 

Русско-турецкая война 1806—1812 гг.

Во это время Бессарабия распадалась на три рода владений. Нынешние уезды кишиневский, оргеевский, белецкий и сорокский составляли так называемую запрутскую Молдавию. Хотинский уезд, под названием райи, с крепостями Хотином, Бендерами, Аккерманом, Килиею, Измаилом и их предместьями и округами, зависели непосредственно от турок, державших в крепостях свои гарнизоны и собиравших подать с жителей окрестных округов. Бендерский же и аккерманский уезды, под именем «Буджака» или собственно Бессарабии, принадлежали татарам.

Молдавская часть Бессарабии подчинялась тем же порядкам, как и княжество, и деспотическая власть господаря распространялась на все отрасли управления. При господаре находился постоянный совет («Диван»), в котором заседали первые сановники государства, светские и духовные. Диван делился на департаменты: администрации, юстиции, финансов, духовных, военных дел и внешних сношений. Делопроизводство Дивана было весьма не обширно и, главным образом, заключалось в денежных счетах, разбирательстве тяжебных дел и назначении паракалабов (исправников). Никаких дел не заводилось, не полагалось вовсе архива, не существовало никакого законного порядка, и все производство основывалось на личном усмотрении и произволе членов. Провинциями или цынутами Диван заведывал через исправников, которых полагалось по два на каждый цынут, сроком на один год. Власть исправников была такая же деспотическая и бесконтрольная, как и Дивана. Совмещая в себе все функции управления, исправники являлись в подведомственных им цынутах и администраторами, и судьями, и следователями, и прокурорами, и полицмейстерами, и тюремщиками, и сборщиками податей, и казначеями, и откупщиками, при чем не руководствовались при исполнении всех этих обязанностей никакими уставами. Под начальством исправников находились: городничие (капитаны де тырг); однодворческие старшины (капитаны де мазыл); особые поверенные, заведывавшие отдельными статьями (векилы); волостные старшины (околаши); сельские старосты (дворники); добросовестные (батрыны). Все эти чиновники, до околаша включительно, избирались из бояр второго и третьего классов, на должности же исправников поступали лица лучших фамилий, не исключая и сыновей бывших господарей. Главная обязанность земских чиновников состояла в сборе податей, десятины со всех продуктов земли и скота, и в эксплоатировании откупных статей и натуральных повинностей. Затем, ни они, ни государство не заботились более ни о чем. Городское и сельское благоустройство, пути сообщения, торговля, промышленность, образование, правосудие,—словом, все, что не входило в программу денежной эксплоатации, как чуждые чиновничеству интересы, не имели никакой организации.

Молдавские цынуты Бессарабии находились даже в худшем положении, чем цынуты собственной Молдавии, благодаря соседству дикой татарской орды, делавшей жизнь простого бессарабского населения положительно невыносимой. К насилиям и грабежам многочисленных чиновников прибавлялось еще внешнее зло: нападение разбойничьих шаек татар, угонявших скот мирных жителей и уводивших их самих в неволю, для заселения пустопорожних степей Буджака и обработки полей в турецких райях. Соседство татар заставляло бояр-землевладельцев проживать или в Яссах, или в других своих вотчинах по правую сторону Прута, оставляя, вместо себя, во владеемых ими Запрутской Бессарабии поместьях особых управителей (векилов) из турок, татар, арнаутов, греков и армян. Многие из этих управителей, после присоединения Бессарабии к России, или откупили вотчины от бояр, не пожелавших принять русское подданство, или присвоили их себе по подложным документам, оставшись в присоединенном крае на правах землевладельцев. Заселенных помещичьих вотчин почти не было в Бессарабии. Население группировалось на землях, принадлежавших мазылам (потомкам молдавских чиновников), рупташам (потомкам местного духовенства) и резешам или мелким собственникам. Помещьи вотчины представляли, обыкновенно, обширные пустыри в несколько десятков верст, с единственным жилищем для векила и хутором или «одаей» для скота и пастухов; вотчины же населенные имели довольно обширные села, до ста и более дворов, жители которых занимались земледелием. Теперешние города Кишинев, Оргеев, Бельцы и Сороки в то время были незначительными местечками, с населением не более 2—3 тысяч, в числе которых было несколько чиновников, да два-три десятка промышленников и торговцев; местечки же Атаки, Скуляны, Фалешты и Теленешты отличались от больших сел только тем, что в них устраивались ярмарки и базары. Все эти городския поселения составляли частную собственность.

 

Бытовые зарисовки начала XIX века

Путей сообщения почти вовсе не существовало, и дороги ежегодно пролагались по новым местам. Ездили и бояре и поселяне преимущественно верхом, так как езда на колесах встречала на каждом шагу почти непреодолимые препятствия: горы, леса, реки, болота, ставы; наконец, угрожала встреча с разбойничьими шайками. Внутри страны движение было самое незначительное и ограничивалось посещениеим ярмарок, базаров и соседних сел; более отдаленные деревни даже не знали о существовании одна другой.

Умственное и нравственное состояние народа вполне соответствовало его материальной обстановке. Не было ни школы, ни учителя, ни книги; о правилах чести не имели понятия; вместо закона царил личный произвол правящих классов.

 

Духовенство было невжественно. Священники едва умели читать; жили земледельческим трудом, наравне со своими прихожанами, мало заботились о народной нравственности. Церкви представляли маленькие деревянные постройки, вмещавшие не более 20 человек; вместо колоколен служили два деревянных столба с перекладиной, на которой висел один небольшой колоколец, иногда заменяемый даже доской с колотушкой.

Дома строили из дерева и хвороста, покрывали камышом или соломою и огораживали плетневыми заборами. Принадлежавшие зажиточным классам дома вмещали в себе до четырех горниц с низкими бревенчатыми потолками; мебель состояла из турецких диванов с шерстяными или соломенными матрацами и несколькими стенными подушками; стулья заменялись сундуками, называвшимися сипетами. Обстановка сельских обывателей была, разумеется, гораздо проще: хата из хвороста, облепленная глиной и покрытая соломой; одна горница с коморой; на парадном месте — сундук (сакрий) с целою горою ковров и подушек — приданое хозяйки или будущей невесты, дочери; вокруг хаты плетень, а иногда и ничего.

И бояре, и поселяне носили платья молдавского покроя, схожия с греко-турецкими нарядами. Бояре одевались в длинные шелковые халаты (антереу), подпоясанные шалью; поверх халатов надевались меха: короткие, в роде кацавеек, и подлиннее, в роде шуб (жубе), с длинными и широкими рукавами; ноги обували в желтые сафьяновые туфли (папучи), а на голове носили большую шапку наподобие горшка. Борода считалась привилегией, и только бояре первых двух классов имели право носить ее. Жены и дочери боярские подражали немецким и фнранцузским модам, одевались в ситцевые, шерстяные и шелковые платья, и носили всевозможные головные и грудные украшения. Одежда поселян состояла из полотняной длинной рубахи, выпускаемой поверх полотняных же шаровар и подпоясанной широким кожаным кушаком с медными пуговицами, на котором висели: прямой нож в ножнах, кошелек из белой кожи и трубка с коротким чубуком.

 

Летом продевалась в рукава куртка из синей бумажной материи, а зимой — надевалась овечья шуба. Женщины ограничивались длинной полотняной рубахой, поверх которой, у самой талии, привязывали кусок шерстяной материи серого цвета (катринца), края которого образовывали сбоку широкую прореху; зимой накидывали кацавейку, подбитую ватой или мехом. Голову покрывали бумажным платком (тестемел); девушки ходили в косах.