История

Об этом философская пьеса Матея Вишниека "Дверь" в постановке театра "Еминеску" и режиссуре Виталия Дручека. Вишниек - излюбленный автор театра "Ионеско", к нему не раз обращался Петру Вуткарэу. Теперь его ставит Дручек, и это снова Вишниек, но немного другой. Вишниек любит троицу: у него часто играют три персонажа, три символа, взаимосвязанные и дополняющие друг друга. Им не нужны имена, они не люди, а так - временные грани людей, может, три грани одного человека. В премьерной версии "Двери" возникают двое мужчин в исполнении Юрия Негоицэ и Константина Адама, ближе к финалу появится и женщина в трактовке актрисы Михаэлы Дамиан.

Такой же треугольник был и в пьесе Вишниека "А что делать с виолончелью?" в постановке Вуткарэу. Был там и виолончелист, контрастирующий основной троице. Это такая игра с тройным сознанием, посложней романтического раздвоения личности. Здесь и личности не видать - просто три тени, слегка напоминающие человека. В пьесе "Дверь" видимых контрастов нет: есть три напуганных человечка, трепещущих на последнем пути к смерти. Но есть и неживой персонаж - сама дверь, молчаливая, простая, страшная. Ее все боятся, но к ней неумолимо тянет: она откроется в положенный срок и от нее не уйти. Все это знают и все до конца не верят, надеются, что еще можно сбежать, вернуться.

Таков человек: всю жизнь суетится, волнуется, к чему-то стремится и до последнего вздоха верит, что еще что-то изменится. Тут же все ясно: вот дверь, вот твой конец - успокойся, смирись. Куда там, все равно трепещет, как бабочка на ветру - знает, что замерзнет, знает, что умрет, но бьется до конца, подрагивая нежными крылышками. Такова проекция жизни, бессмысленной, странной, пустой. Что-то было и ничего не было - поди разберись в идеальном треугольнике. По нему можно вечно бегать - все без толку - углы равны.

В постановке Виталия Дручека все очень просто, незатейлива и сценография Тани Попеску: железный каркас, бело-красно-синие фонари, пар 20 стоптанной обуви и разорванные белые треугольники - геометрически четкие маленькие крылышки... Все это невесело, но не жутко, не легко, не тяжело, с внутренним напряжением и тревогой: похоже на клетку, в которой мечутся люди-жертвы. Они уже не живут, но и не совсем мертвы, у них есть мгновения, пару вздохов, чтобы сердце сильно забилось, чтобы голова закружилась в страхе перед бездной - и, чтобы понять, зачем. Зачем жили, почему умерли?

"Дверь" не ответит, она молчит, и так все ясно. Но душа не спокойна до последнего вздоха. Мечется, вопрошает, боится - всю жизнь. Это плохо, хорошо? Разве ответишь? На то и душа, чтобы трепетать, как огонек свечи, как нежные крылья бабочки.

У "Двери" Вишниека нет драматургии. Это даже не пьеса, а трехголосный монолог. Это разговор с самим собой на разной стадии обреченности. Один голос знает, что будет дверь и надо уйти - снять туфли, аккуратно сложить рядом с другими стоптанными парами и вперед босым, навстречу ослепительному свету и вечному покою. Другой голос не верит, не хочет быть синхронным, вертится, иронизирует и оттягивает момент ухода. Он просто не может уйти один, ему страшно. И вот приходит третий голос, нежный, женский, растерянный - он готов к уходу и ничему больше не верит. Вдвоем им легче расстаться с живым прошлым и подчиниться неизбежности.

Такой вот странный спектакль и такой необычно четкий Вишниек. Он не шутит, не играет красками - он ловит дыхание, предыхание, что-то простое, что-то за гранью, словно старается увидеть себя в трех ипостасях идеальной троицы. Но так ли она идеальна? Так ли все соразмерно? Ведь почему-то мы неспокойны до последнего вздоха, когда душа нам и не принадлежит. Почему? А потому что идеален не треугольник, не вечное безмолвие и великая пустота. Идеал всегда в движении, и мы не знаем, когда достигнем гармонии.

В жизни много разных дверей, и мы можем открыть их сами, своей рукой. Это будут наши двери, наши победы и поражения. Почему же такой страх перед последней дверью, за ней может быть что-то новое? Ее откроем не мы - провидение. И тут мы бессильны: за этой дверью не будет плохо или хорошо, там не исправишь ошибки, не сможешь догнать время. Там нет выбора и нет шансов, там конец. А мы живем в бесконечности, не думая о смерти, и в этом наше бессмертие. Оно на земле, жизнь - наше бессмертие. Пока мы живем - ошибаемся, страдаем, любим, плачем, радуемся. И нам принадлежит все: земля, небо, звезды, Вселенная.

Кто из нас не страдал, кто не опускал рук, ни на что не надеясь? Почему мы снова встаем, почему дальше живем и верим? Проще приблизиться к главной двери и навсегда успокоиться: там нет проблем. Но мы выбираем жизнь, потому что любим свои грехи и ошибки, любим мучаться и страдать, проигрывать и побеждать - мы любим жить. Любим жить до конца, до самого порога двери. Любим свои нежные крылышки и не всегда их бережем.

Все так не просто в простом размышлении о двери - таков загадочный Вишниек, провоцирующий неожиданные свойства актеров и режиссеров. Наблюдая за актерами театра "Еминеску", думалось, каково им в этой пьесе - однообразной, разговорной, не игровой? Они редко играют такое, но играют охотно с большой отдачей и душевной тонкостью. Обаятелен Юрий Негоицэ в своей жизненной правде и нежелании мириться со смертью - он органичен, наивен, как ребенок. Вызывает сочувствие Константин Адам - актер с симптоматичной фамилией, мудрый прародитель человечества. Мила и точна в пластике Михаела Дамиан - интеллигентная, красивая актриса, такая же наивная, как герой Негоицэ.

А что режиссер, чем удивил Виталий Дручек? Откровенно - ничем, все это уже было, и даже лучше. Он не экстравагантен, как в "Лекции" Ионеско, не экспериментален, как в "Женах Пикассо". И с музыкой все очень просто. Почему так просто? В чем новаторство молодого режиссера?

Не видно, не знаете, и не надо. Тема не та, не экспериментальная. Тут и Вишниек слишком серьезен, и актеры не живут порывами, это спектакль-мгновение с заранее известным финалом, здесь нет вариантов и импровизаций. Всем одинаково страшно, Дверь всех пугает и объединяет: актеров и зрителей. Поневоле смотришь в угол зала и ждешь, когда она откроется. Понимаешь условность театра и боишься простой обычной двери с белой банальной подсветкой. В этом сила искусства - ничего не происходит, а ты боишься. И так происходит слияние: Вишниека и режиссера, режиссера и актера, актера и зрителя. Мы все едины перед дверью, мы одинаковы перед вечным покоем, мы общая масса, единая душа, вобравшая миллиарды мелких душ. Рождаясь, мы на пороге вечной жизни, и она нам кажется бесконечной. Смерть не пугает заранее, о ней думают лишь на пороге, когда нет пути назад. Думают в последнее мгновение, когда неизбежность поглотит нас, словно воронка. И это мгновение равно всей жизни.

Елена УЗУН