История

17 марта скончался генерал-майор полиции Антон Гамурарь. Генеральный инспекторат полиции выразил свои соболезнования родным и близким и напомнил о том, что Гамурарь был первым командиром созданной в 1991 году бригады полиции специального назначения «Fulger» и первым кавалером ордена Республики. 

Он родился в Кишиневе 15 августа 1950 года и скончался от осложнений коронавируса в возрасте 70 лет спустя несколько дней после смерти жены. Воспоминания Антона Гамураря о вводе полиции и войск в Бендеры весной 1992 года можно найти в книге Иона Косташа «Дни затмения», в создании которой генерал участвовал.  

Весной 1992 года боевые действия велись на территории левобережных сел Роги, Кочиеры, Погребы, Кошница, Пырыта и Дороцкое на подступах к Дубоссарам, захватывая правобережный город Бендеры с селами Гиска и Кицканы. Молдавское руководство не хотело отдавать населенные пункты Правобережья - Тирасполь хотел отодвинуть границы на правый берег. 

17 мая 1992 года МВД передало минобороны все прерогативы в том, что касалось ведения и координации боевых действий на пладцармах Кочиеры-Дубоссары, Кошница-Дороцкая. МВД отвечало за пладцарм Каушаны-Бендеры. Для координации боевых действий МО, МВД и МНБ был создан объединенный штаб при верховном главнокомандующем Мирче Снегуре, его начальником был замминистра обороны генерал Павел Крянгэ.  

19 июня, около пяти вечера, возник конфликт во дворе бендерской типографии. Находившийся рядом полицейский участок был окружен и обстрелян, один полицейский был убит, потом погибли еще трое полицейских, и в Бендеры направили со стороны Каушан бригаду полиции специального назначения под командованием Антона Гамураря, а также отряд волонтеров и полицейских под командованием председателя райисполкома Каушан Еужена Пыслару. К зданию горотдела они подошли одновременно. 

Кто отдал приказ о вводе в Бендеры бригады полиции специального назначения? 

«19 июня, в пятницу, жара стояла страшная, на солнце было под 40, - вспоминал Антон Гамурарь. - Бригада была дислоцирована в селе Кырнэцень. Полицейские на позициях все время менялись, мы же воевали постоянно. Поэтому я отпустил часть бойцов на пару дней в отпуск, а остальным устроил баню со стиркой. Южным плацдармом, на котором были расположены Бендеры, и 2-й тактической группой командовал полковник Михай Мэмэлигэ, причем на плацдарме находилась только моя бригада. И вот пришел человек от Мэмэлигэ, сообщил, что он меня вызывает. Я зашел к нему как был, в трусах. Полковник мне сказал: «Бросай баню, пришел приказ из МВД идти на Бендеры, есть согласие Снегура. У Гуслякова кончаются патроны, Костенко обещал всех полицейских перевешать на деревьях». Идти на Бендеры? Я потребовал более четкого приказа от министра. Мэмэлигэ позвонил Анточу, и от него по телефону вторично получил приказ идти на помощь Гуслякову. Я предупредил Анточа: «Это будет настоящая война, там ведь 14-я армия, это вам не шутки. Действительно ли есть согласие Снегура?». Анточ подтвердил». 

19 июня была суббота, выходной, в увольнении было 40 процентов личного состава… 

Известие о штурме полицейского участка в Бендерах министр обороны Ион Косташ получил примерно через полчаса после начала встречи с деятелями культуры, которая проходила с двух часов 19 июня в здании МО. Снегур по телефону отдал приказ срочно направить войска и силы полиции в Бендеры, не вызвав на совет глав силовых структур, не созвав совет безопасности… Приказ, по телефону, не давал возможности маневра, предполагая только одно – немедленное исполнение. 

«С правовой и моральной точки зрения Мирча Снегур в той ситуации поступил так, как диктовал ему долг главы государства, - считает Косташ. - Но в военном отношении его действия были скороспелыми, непродуманными, безграмотными, не было элементарного войскового плана подготовки к операции в городе, отсутствовала реальная оценка обстановки, а потому в общем и целом бендерская операция стала чистой авантюрой.

Мне неизвестно, кто именно посоветовал Снегуру ввязаться в бойню». 

«Если бы мы до этого отрезали Дубоссары и Григориополь от Рыбницы и Тирасполя, от Колбасны, где хранилось вооружение… - вспоминал Антон Гамурарь. - Но 1 апреля 1992 года нашу бригаду с этого направления сняли и направили на  Бендеры... Вот почему случилось то, что случилось. В тот день 19 июня я дал своим людям три минуты на то, чтобы одеться, построиться, надел свою форму, еще мокрую после стирки. Мы вышли на трассу и двинулись на Бендеры. На Суворовской горе встретили отряд во главе с Еуженом Пыслару. Я еще раз уточнил, действительно ли есть приказ президента идти на Бендеры. Пыслару подтвердил… В бригаде на тот момент было всего 68 человек, половина была со мной на двух БТР, половина – с Пыслару также на двух БТР. У моей группы были еще два МТЛБ с установленными на них зенитками, ими мы снимали все доты по дороге. Не было даже карты города, я сам набросал схему по рассказам добровольца, который пошел с нами показать дорогу.  

Группа Пыслару двигалась направо мимо шелкового комбината, со стороны села Хажимус с окраинных улиц Луначарского, 40-летия комсомола и Индустриальной. Моя группа – по центру города к комиссариату полиции. У моста мы должны были соединиться. Город был одной большой крепостью, это был настоящий капкан, нас заманивали в засаду. В квартирах многоэтажек хоронились снайперы, повсюду были оборудованы доты, члены рабочих отрядов самообороны были вооружены автоматами, патронов у них было вдоволь. Гражданское население, мужчины, поголовно были вооружены. 

… Пока мы шли к Бендерам, приднестровские ополченцы блокировали дороги с помощью грузовой и строительной техники. Наша бронетехника протаранивала заграждения, расстреливая препятствия из орудий. Мы вошли в город по основной трассе, преодолев пять линий обороны. К зданию городского отдела полиции шли четыре часа. К городской черте подошли в 17.20, до комиссариата добрались около 22.00. Мой БТР был дважды подбит, броня была продырявлена насквозь из гранатомета, хорошо, что люки были открыты, иначе нам бы не поздоровилось от удара взрывной волны. Множество пуль процарапало броню, второе колесо было подбито, я не мог открыть люк, и хорошо, что не открыл, иначе попал бы под шквальный пулеметный огонь. Мы расчищали путь пулеметами. Связь была только с тремя машинами. Водитель мой был контужен.   

Мы пробились к комиссариату полиции, прорвавшись через линию обороны противника, пролегавшую через улицы Суворова, Коммунистическую, Котовского, забаррикадированные военной техникой и бетонными блоками, перекрытые траншеями с дзотами. ГОП был освобожден… Кошмар состоял в том, что шли выпускные вечера, и в ту ночь дети гуляли по улицам, но провокатора Костенко это не смутило! Были тяжелораненые, но скорая помощь не могла приехать, и некоторые раненые истекли кровью по дороге в больницы Анений Ной и Кишинева.   

Из комиссариата полиции в 22.30 я позвонил в министерство обороны генералу Косташу, и армию подняли по тревоге. Очаги обороны сосредоточились в казармах 2-го гвардейского батальона, в крепости и в военном городке батальона химической защиты. Руководство Бендер засело в подвалах здания горисполкома. Шли бои за здания промышленных предприятий, милиции, почты, рабочего комитета. Мы заняли практически весь город, держали кварталы вокруг комиссариата с выходом на кинотеатр «Дружба» и трассу на Каушаны. Штаб 2-го батальона приднестровской гвардии под командованием Костенко, где находилась большая часть оружия, был в новой девятиэтажке у локомотивного депо, где размещалось профтехучилище. Оттуда мы Костенко выбили в ночь с 23 на 24 июля». 

Когда колонна Гамураря двигалась по улице Советской, она была обстреляна со стороны исполкома и, в свою очередь, начала обстрел этого здания, в котором находились молдавские парламентарии и, в частности, Василий Шова, будущий министр реинтеграции в кабинетах министров Тарлева и Гречаной. Связь была отключена, но исполком подключили к линиям других пользователей, и некоторым горожанам к их изумлению после войны пришли неоправданно большие счета за телефонные переговоры. 

20 июня Мирча Снегур выступил по телевидению с обращением к гражданам страны, в Тирасполе была объявлена всеобщая мобилизация, а военный совет 14-й армии направил парламенту и правительству РМ шифротелеграммой заявление, сообщая, что его терпение «не беспредельно». Конец безумных событий был близок. 

Приказ главнокомандующего Мирчи Снегура ввести армию в Бендеры осуждался и осуждается по сей день историками, военными, политиками. Решение оказалось аморальным, глупым и контрпродуктивным. Сам Снегур рад бы от него откреститься, но решение принимал он и никто другой, хотя и не оставил документальных следов. Он возложил на себя высочайшую ответственность, тяжести которой не вынес. «Ввод войск в Бендеры – это самое глупое решение президента Снегура и свидетельство беспомощности старого Крянгэ, который должен был возразить как первый заместитель и начальник штаба по координации боевых действий МО и МВД при президенте», - написал генерал Николае Петрикэ в книге «Я повторил бы свою жизнь…». Позже в воспоминаниях Снегур назвал себя «безопытным президентом» и пожаловался на глупость и предательство своих подчиненных. Он утверждал, что решение о вводе войск в Бендеры «принималось коллегиально».