Политика

Почему так популярны эти бесконечные шоу на украинские темы? Отчего в России столь много и охотно говорят об Украине? И почему две страны, несмотря на все противоречия, по-прежнему, а может, еще крепче, связаны друг с другом? Украина — это подсознание России, или, раз уж стартовал третий сезон «Твин Пикса», ее Черный Вигвам. 

Подсознание ирреально. В нем больше образов и тайн, нежели логики и здравого смысла. Подсознание — облако хаоса, из которого периодически материализуются притягательные символы, апеллирующие к первобытным инстинктам и силам. И когда сознание ослабляется, расшатывается, оно все больше прорывается наружу. 

Удивительно, в Украине произошли две насильственные смены власти, но перемен на ментальном уровне так и не произошло. Рабская психология по-прежнему сохраняется. «Он с именем этим ложится и с именем этим встает» — строки Ярослава Смелякова применимы все к большему числу украинцев. И имя это — Россия. 

Подсознание не в силах существовать самостоятельно. Оно зависит от сознания и при этом реагирует на малейший импульс. Зачастую достаточно лишь образа. «Хочу кружевные трусики и в ЕС». Логически объяснить подобное невозможно. Просто — хочу и все. Ведь когда сознание отключается, тогда включается подсознание: человек видит сны, формируемые из того, что он пережил, увидел, услышал, сны-желания — насколько привлекательные, настолько и алогичные. 

Однако и обратное тоже верно. Сознание не может не обращаться к подсознанию, к темной стороне силы, а она периодически генерирует образы, несбыточные, но манящие. О, это магическое слово «безвиз»! О, эта рафинадная Европа! О, эта свобода и отсутствие коррупции! Эффектно, пленительно, но на деле нереализуемо, пока нет никакой, пусть даже самой топорной, конкретики. Но ведь все равно попробовать хочется.

Происходящее в России сегодня намного сложнее, нежели просто политическая игра или социально-экономическая борьба. Тут — столкновение разных миров, реального и ирреального. Сны не стали явью, но они все больше обрастают плотью желаний.

Это хорошо видно на примере молодежных протестов. Когда на митинг выходит медик и говорит: «Я хочу повышения зарплаты, потому что получаю 8 тысяч и мне нечем кормить семью» — это конкретика, но когда из мира социальных сетей в мир бренный материализуется не самый плохо выглядящий молодой человек и начинает скандировать универсальные лозунги, в которых слишком много общих мест, — это заклинание духов. 

Новое поколение не знало страданий — войны, голода, нищеты — в таком количестве, как прежние. Они дети нулевых, относительно сытого времени, где многие родители могли дать чадам больше, чем раньше. И вместе с тем они дети иллюзорного мира — мира кликовой доступности, где будущее соткано из фото в Instagram и роликов на YouTube. Они работают не с сознанием (разум понимает: в полной мере ты никогда не обретешь того, чем тебя манят), но с подсознанием, возбуждая почти первобытные инстинкты, и эта штука посильнее 25-го кадра. 

Мир новых людей иконкоцентричен, в нем нет места для больших цельных полотен. Как нет места и для чего-то большего — есть лишь архетипы, на которых и работает подсознание. Вопрос самоидентификации выходит здесь на первый план. Кто ты? Ответить сложно, но чуть легче, если будет подсказка. 

Как в Украине. Кто ты? Я украинец. А под это верстается нарезка из примитивных символов, понятных прежде всего подсознанию, вроде топорного национализма, зависти к чужому статусу и, конечно, стремления к абстрактному идеалу. Так устроен человек. Это нечто вроде компенсации пустоты внутри себя. Утраченная идентичность заменяется искусственно слепленными маркерами, завернутыми в цветастые обложки. 

За 20 лет молодым — и не только — украинцам и россиянам внушили, что они станут звездами кино и телевидения, успешными музыкантами и блогерами, но их обманули. И при этом не предложили никакой внятной идеологии. Ты никто, ты не обладаешь уникальностью, твое имя никогда не будет в истории — вот они, разбитые иллюзии. Но прилетает волшебник на голубом вертолете и говорит: «Я знаю, как вписать твое имя в вечность». Герои не умирают, помните? И они шли на бессмертие. Шли весело и задорно, а потом их — и других, позднее, в Донбассе — паковали в гробы. 

Как и в Украине, в России пришло поколение, взращенное на вторичных ценностях. Им не дали ничего, кроме топорно сделанного патриотизма и симулякров, изображающих комфортное счастье. А подсознание стоит на символах и симулякрах. 

Нам внушили, что мир полон возможностей. Но реальность такова, что это не так. Несомненно, есть исключения, однако в большинстве своем ты можешь получить свое либо по праву рождения, либо в результате колоссальных изменений, пертурбаций, когда последние станут первыми (революции, например). И многие люди в России сейчас хотят получить свой максимум, особенно глядя, как властьимущие ни в чем себе не отказывают. Это логичное следствие тотальной несправедливости, ставшей на фоне разговоров о справедливости как о национальной идее главной бедой нашей страны. 

А что видят в Украине люди старшего поколения? Они наблюдают то, что уже проходили: коллапс 1991 года, расстрел парламента в 1993-м, войну в Чечне — Россия пережила это, а Украина идет с отставанием. Взгляните на того же Петра Алексеевича Порошенко. Кого он напоминает? Бориса Николаевича Ельцина с его тотальной зачисткой альтернативной среды на фоне разговоров о свободе, лобзаниями с Западом, критической экономикой, олигархическими кланами, выспренними речами и даже пристрастием к алкоголю. Украинский Порошенко сегодня — это российский Ельцин из 90-х. 

Когда в Украине я наблюдал Евромайдан, то ужасался не от вооруженных людей, американских печенек и растущей ненависти, а от того, что никто в евромайданной истории так и не заикнулся о будущем. Хоть каком-то, с минимальной долей конкретики. 

В России я наблюдаю практически то же самое. С одной стороны, мы слышим общие разговоры о коррупции, кровавом ЧК и на вопросы «что и кто вместо?» получаем издевательский ответ: «да кто и что угодно». С другой — не менее общая риторика о скрепах, единстве, опять же справедливости, особом пути, хотя реальность такова, что идем мы по чужим лекалам, а общество разделено, как слоеный пирог. И страх или страсть не унять пугалами с соседнего поля — коллективный Ковтун на ТВ не способен остановить мысли, роящиеся внутри россиян, — мысли об Украине как возможном поле для экспериментов. Россияне хотят всей полноты исполнения желаний. 

Но когда подсознание одерживает верх, вытесняя сознание, тогда человек становится кем-то вроде безумца. То же и с государствами. Украина будет тому примером. Она уже успела ощутить вакханалию крайностей на себе, оставшись с сознанием раба. Они так и кивают — подсознательно — на других. Снова и снова, пока голова не отвалится. Им до сих пор видятся картинки из Черного Вигвама, но Черный Вигвам уже здесь: он вытеснил прежнюю реальность, занял ее место. А они и не заметили. 

Так же и в России подсознание — дикое, неструктурированное — прорывается наружу и замещает сознание. Любые разрушительные явления становятся магнитами, притягивающими агрессивно заряженные частицы. Украина же является то громоотводом, то, наоборот, фактором притяжения — она передает нам свои уже досмотренные сны; они манят, но мы боимся принять их. Подавленные, вытесненные желания заменяются агрессией по отношению к их источнику. 

И так продолжится, пока сознание и подсознание будут разрозненны, будут пребывать в конфликте, не взаимодействуя, не дополняя, но противоборствуя, самоутверждаясь и подавляя друг друга. Черный Вигвам выбросит в мир новых демонов, реальных и ментальных, и они изменят его под свои желания. Ведь конфликт сознания и подсознания неизбежно приводит к депрессиям и неврозам — заболеваниям, которые мы сейчас наблюдаем как в украинском, так и в российском обществе. 

Платон Беседин, писатель

"Московский комсомолец"