Политика

Сначала волнения охватили Грузию, Грецию и Францию, потом взбунтовался Израиль. О беспокойных временах пишет в своем ТГ-канале социолог Бориг Кагарлицкий.

«Мы видим своего рода эпидемию народных бунтов, причем несложно догадаться, что впечатления от событий в одной стране влияют на поведение людей в другой.

Причины выступлений в каждом случае разные: попытка ввести закон об «иностранном влиянии» в Грузии, железнодорожный кризис в Греции, пенсионная реформа во Франции и, наконец, судебная реформа в Израиле. Но есть и общие черты: протесты не только оказывались массовыми и в значительной степени спонтанными, но зачастую были поддержаны профсоюзами, которые прибегали к забастовкам, либо угрожали ими.

К Грузии это, конечно, не относится, там, как и всюду на постсоветском пространстве, профсоюзы слабы и не имеют авторитета. А в западноевропейских странах мы видим возрождение рабочих организаций и рост их влияния. Как уже говорилось в предыдущих постах, форма движения меняется, как и его состав. Речь уже не только о привычных «синих воротничках», работниках промышленных предприятий. На первый план выходят сотрудники транспортных компаний, трудящиеся, обеспечивающие функционирование инфраструктуры, бюджетники, банковские служащие. Структура занятости и рынка труда изменились, но классовый конфликт никуда не делся.

Протесты вновь становятся результативными. В течение длительного времени гражданам добиваться чего-либо от власти даже в демократических странах было бесполезно. С середины 2010-х годов правительства и господствующие классы повсеместно демонстрировали нечувствительность к народным выступлениям. Ни общественное мнение, ни выход людей на улицу ни на что не влияли. Пенсионные реформы проводились повсеместно на фоне всеобщего возмущения, которое просто игнорировалось.  

Да, в Западной Европе есть возможность наказать политиков за подобное поведение, провалив их на выборах, но новое правительство, составленное из вчерашних оппозиционеров, продолжит ту же самую линию. Главной причиной нечувствительности власти к общественному мнению было беспрецедентное единство элиты и всех групп и политического класса (независимо от номинального деления на «левых» и «правых») в противостоянии собственному обществу.

Первым результатом такого положения дел стала деморализация, апатия и рост аполитичности населения, что вполне устраивало правящие классы. Затем начался рост антисистемных популистских движений, по большей части правых.

Эти движения, однако, оказались неспособны предложить не только демократическую и реалистичную альтернативу неолиберальному курсу, но и не смогли обеспечить для своей повестки сколько-нибудь устойчивые формы социальной мобилизации и консолидации (что естественно: правый популизм это политическая форма, которую обретает толпа озлобленных и дезориентированных обывателей-одиночек).

Затем на передний план снова выходят профсоюзы, за спиной которых иногда маячат радикальные левые, научившиеся на своих ошибках и неудачах работать с изменившимся обществом.

В такой ситуации давление народа на власть снова становится результативным. В Израиле правительство приостановило судебную реформу. В Греции обещают что-то сделать для исправления ситуации с железными дорогами. Во Франции президент Макрон пока держится, но борьба не закончена. А британское правительство, посмотрев на то, что творится за Ла Маншем, отказалось от собственных планов пенсионной реформы.

Грузия становится исключением подтверждающим правило: ни левых, ни профсоюзов на протесте замечено не было. Но успех был. Не только потому, что там правительство слабее, чем в Европе, но и потому, что общая атмосфера в мире меняется. Апатия и пассивность уходит в прошлое, начинается новая политизация».