Город

«Еще один знаковый для Кишинева объект выставлен на продажу через процедуру банкротства, - пишет в социальной сети Facebook политолог Виктор Жосу. - Сообщается как о некой банальности, как об обычном деле. Типа сейчас, при капитализме, оно же нормальная вещь. Указаны какие-то суммы, названия каких-то юрлиц.

Но почему-то, как всегда у нас в таких случаях, не называются физические лица. Конкретные, которые (а) являются или являлись собственниками объекта и (б) которые довели объект до банкротства. Ведь последнее на самом деле должно бы трактоваться, как вещь ненормальная. Как ЧП - чрезвычайное происшествие. Наступившее либо вследствие негодного менеджмента (опять же, у негодного менеджера есть фамилия), либо, если менеджер был хорош, в результате мошеннической схемы. За которой ведь тоже всегда стоят конкретные люди.

Публика жаждет узнать все эти фамилии с именами». 

Здание по причине банкротства собственника продается за 80 миллионов лей, сообщает портал MoldStreet. Ликвидатор – компания «Colaj».

Пользователи социальной сети в курсе: «Фамилия наиболее вероятного конечного бенефициара известна - Виктор Петрович Шелин, бизнесмен и лидер социал-демократической партии. Он же председатель правления люксембургской акционерной компании, по некоторым данным, получающей основную выгоду от кинотеатров. Такова судьба и остальных объектов, о которых были данные, что они находились в его собственности. Ресторан "Сэнэтате" снесен, КХП прошел через процедуру банкротства». Кто-то предлагает выставить на торги «особняк Шелина в средиземноморском стиле на Комсомольском озере».  

Почему государство не вернет это здание?

«Кинотеатр моего детства - столько историй связано с ним! – пишет журналист Роберт Западинский. - И если он уйдёт с молотка, то вряд ли сохранит своё первоначальное предназначение! Нашему государству до отвращения не нужна культура, именно поэтому у нас больше нет её! Прощай, «Патрия», в прямом и переносном смысле!». 

«Оказывается, Родина продается!», - иронизируют пользователи.

«Проблема ведь не только в "Патрии", - указывает Виктор Жосу. - Я почему затронул вопрос о конкретных владельцах. Проблема в анонимности молдавского капитализма. Может, потому и получился он такой уродливый, античеловечный, что все сделки по приватизации бывшей госсобственности и вся последующая эксплуатация уже частных объектов происходили скрытно, без информирования широкой публики. Как будто речь шла о чем-то незаконном и постыдном, что положено скрывать, хотя вроде все всегда делалось по закону.

Капитализм сам по себе строй хищнический, эксплуататорский. Но для того, чтобы как-то минимизировать эту его суть, придать ему "человеческое" лицо, на том же Западе общество и государство стремятся, чтобы все экономические процессы протекали не просто гласно, но и персонифицированно. Чтобы о каждом капиталисте было известно абсолютно все. (Даже иногда то, о чем знать не обязательно, но за чем охотится жёлтая пресса). Чтобы господа капиталисты не просто наживались, кто и на чем горазд, но и испытывали чувство ответственности перед обществом. На практике оно далеко не всегда получается гладко, но тенденция такая.

А у нас в Молдове получается, что вся экономика какая-то "теневая". Не только та, где не платятся налоги, но и та, где они платятся.

А ведь так было не всегда. Пару лет тому назад довелось какое-то время поработать с подшивками бессарабских газет периода 1907-1915 годов, до начала Первой мировой войны. Тема поиска исторического материала была связана с религией, но попутно, как всегда в таких случаях бывает, просматривал и прочую информацию. И обратил внимание, что не только в Кишинёве, но практически во всех городах Бессарабии всегда, когда заходила речь о сделках, продажах или покупках, вообще о всем, что касалось экономической жизни края, сообщались и фамилии непосредственных участников этой жизни. Народ жил по-разному, кто бедно, кто богато, но принцип открытости и гласности соблюдался в равной степени ко всем.

Кстати, если вспомнить традиции советской печати, то от журналистов, пишущих на любые темы, всегда в этом аспекте требовалась конкретика. Шла ли речь о промышленности или о колхозах, о науке, медицине или искусстве, редактора требовали писать в первую очередь о людях, и лишь во вторую - о процессах и показателях.

А сейчас на каждом шагу нам суют одни капиталистческие показатели. Такое ощущение, что людей нет, никто их не видит. А они есть.

И последнее, что хотелось сказать в связи с банкротством, это вспомнить о долговых тюрьмах и о так называемом кредитном рабстве. В Европе, США, Российской Империи. Конечно, все это было сильно негуманно, и хотя постепенно условия содержания долговых заключенных смягчались и гуманизировались, к рубежу XIX-XX веков они были повсеместно отменены. На горизонте уже маячила эпоха прав и свобод человека.

А сейчас, через почти полтора столетия, иногда хочется, чтобы долговые тюрьмы вернулись. Только представьте себе, сколько людей сегодня в Молдове маялись бы на нарах (или отрабатывали по согласию кредитора на общественно-полезных работах) за невозвраты кредитов в Banca de Economii. И каких людей! Spuma societății.

Но нельзя, негуманно это. Поэтому граждане РМ платят и ещё долго будут платить за украденный миллиард».

Подготовила Василиса ФРУНЗЕ