История

С переписью населения в Бессарабии связана мрачная история из жизни старообрядцев. Результаты документального расследования представил в подкасте «Закат империи» российский журналист Андрей Аксенов.

Перепись как предвестие апокалипсиса   

В 1897 году в Российской империи впервые проходила всероссийская перепись населения. Были те, кто переписываться не хотел.

Когда переписчики пришли на хутор у села Терновка Херсонской губернии, что недалеко от Тирасполя – в ответ на стук из окна высунулась рука с запиской: «Мы христиане, и мы не согласны по-новому записывать наше имя и отечество. Нам Христос есть за всех и отечество, и имя. От святой соборной апостольской церкви отступить не желаем, но желаем за Христа умереть».

Переписчики ничего не поняли. В то время у крестьян не было паспортов. Их оформляли только для выезда на заработки в город. Разбираться полиция не спешила. На хутор приехали через пару месяцев, в феврале, задержали семерых подозрительных и посадили под арест.

Женщина 35-40 лет явно имела большое влияние: шестеро арестованных смотрели ей в рот. Она громко вещала о скором божием суде, ни во что не ставя полицейских. Врачи отметили ненормальное возбуждение арестантов, у одной из женщин были признаки сумасшествия.

Задержанные не назвались, беспрестанно молились, отказались от пищи, одна из женщин – от воды. Говорили, что могут принимать только ту пищу, которую заработают честным трудом. Вскоре обессиленные старик и женщина, которая отказалась от воды, лежали на полу не вставая. На четвертый день арестантам принесли фрукты, неожиданно старик стал жадно есть. Остальные пришли в невероятное возбуждение.

Власти предпочли арестованных отпустить от греха подальше. Начальник тюрьмы видел в них самоубийц. Уже 9 февраля крестьяне были отправлены под домашний арест.

Хутор Федора Ковалева

Село Терновка находится в живописном месте в дельте Днестра. Здесь богатый чернозем, хорошо растут виноградники и фруктовые сады. Земля на одном из хуторов принадлежала Федору Ковалеву - мужику энергичному, зажиточному. Все хозяйство тянуло на 20 тысяч рублей.  

С Федором жили сестра Авдотья, мать, слабоумный брат Дмитрий и жена Александра (Анюша), а также двое детей, младшая дочка только родилась.  Здесь работало множество батраков. Это была явная сторона – но была и тайная. Здесь жили старообрядцы, на хуторе был скит староверов. Одни странники оставались здесь подолгу, другие быстро уходили. Во главе скита стояла некая Виталия, женщина властная, целеустремленная и набожная. Она читала молитвы, пересказывала деяние святых, хорошо знала старославянский. Ее ближайшей помощницей была Поля-младшая.

Осенью 1896 года, за несколько месяцев до ареста «отказников», Виталия и Поля стали предсказывать гонения: старообрядцев будут заключать в тюрьмы, отправлять в ссылки, заставлять отрекаться от веры, отнимать детей и перекрещивать их в никонианство.

Весь сентябрь и октябрь ждали, запасались теплой одеждой. К рождественскому посту пришло две новости. Якобы с Иерусалимского храма сняли крышу, что было неправдой, но расценивалось как предвестие апокалипсиса. Вторая новость достоверная - о всеобщей переписи, которую отнесли к деяниям антихриста.

Девочка Прасковья произнесла слова, которые сочли пророчеством: «В остроге будут резать, мучить, лучше в яму закопаться». В ответ ее мать сказала: «Хорошо ты, Пашенька, вздумала, и я с тобой». Не всем это было по душе: христианство запрещает самоубийство. Но Виталия с Полей убеждали - что делается для Бога, не может быть грехом.

Замурованные на хуторе Фомина

В середине декабря на хутор пришли переписчики. Тогда-то обитатели скита и приняли решение в случае ареста уморить себя голодом, чтобы не даться в руки «антихристу». Анюша не пожелала отдавать ребенка: «Лучше пойду с ним в могилу». Виталия назвала это спасением, Федору пригрозила грехом в случае противодействия, и стала нагнетать истерию: «Лучше два-три дня муки в яме и небесное царствие!».

В ночь на 23 декабря все собрались в доме крестьянина Назара Фомина: семья хозяина, Ковалевы с детьми, Поля-младшая с отцом, пришлая девушка Таисия, Виталия и ее сестра Елизавета Денисова, приехавшая из Николаева. Пели песни, молились, прощались, целовались, плакали.

Потом мужики выкопали в погребе пещеру 3,5х3,5 метра и высотой в 1,5 метра. Туда, надев саваны, вошли девять человек со свечами, иконами, книгами – все кроме Виталии, Поли-младшей и Таисии. Улеглись на землю. Мужчины вышли и замуровали всю группу кирпичными стенами. Оставшиеся на свободе заперли дом и разошлись.

Врачи позже заключили, что замурованные задохнулись через 1,5-8 часов. Люди падали на землю со скрюченными руками, Елизавета Денисова и Анюша с детьми и лежали у стены, тела частично были засыпаны землей. Голова старика Скачкова лежала в небольшом углублении, которое он выкопал, когда духота стала нестерпимой. Дети умерли последними.

Смерть на хуторе Сухова

Четыре дня спустя, в ночь на 27 декабря, новая группа собралась на хуторе крестьянина Сухова в полутора километрах от хозяйства Ковалева. Ранее Сухов выкопал яму под фундамент дома, но дом не построил, так как запил. Сухов и Иов Павлов выкопали в яме боковой ход и небольшую пещерку.

Беременная жена Павлова ушла к матери. В пещеру вошли Сухов с женой, дочерью и сыном, детям было 7 и 4 года, Иов Павлов с двухлетней дочерью – всего шестеро. Надели саваны, попрощались.

Ковалев заложил стену камнями и замазал кладку глиной. Смерть наступила за три часа. Когда спустя три месяца склеп открыли, то увидели, что тела лежали друг на друге в полном беспорядке, скрюченные, согнутые. Сухов был найден в полусидячей позе, у ног его лежала жена, дети словно жались к родителям, ища спасения.

Январь прошел, антихрист не приходил. Верующие молились. Виталия и Поля-младшая стращали скором концом. Решили – раз никто не закапывается, нужно запоститься – уморить себя голодом. Уменьшили количество еды, но никто не умирал.

5 февраля на хутор прибыли полицейские и всех арестовали.  

Четыре старушки

Ковалева почему-то не забрали, и оставшиеся на хуторе старухи стали просить его закопать их. 12 февраля в 20.00 Ковалев, Виталия и трое старших женщин отправились на соседский хутор, хозяйство Горзина в километре от них. Присоединилась сестра Федора со словами: «Копай на четверых».

В усадьбе подходящего места не нашлось. Федор выкопал яму шириной менее двух метров. Слабую Авдотью спустил туда на руках. Женщины улеглись, прижались друг другу и поджали ноги. Федор начал забрасывать в яму землю. Виталия трамбовала и прикрывала ветками. Позже судебные медики сочли, что женщины умерли практически сразу.

Последний акт драмы

Всего из скита пропали 19 человек. Виталия продолжала убеждать оставшихся, что надо спасаться, но лишь один старик согласился уморить себя голодом. Остальные ели хотя и мало, но регулярно.

Виталии происходящее не нравилось: если первые самоубийства проходили как торжественный акт, то затем сценарий стал каким-то бездуховным. Желающих уже не было. К тому же пошли слухи, и люди стали искать места погребения. Но Виталия все же нашла еще одного готового к самоубийству – мать Федора.

Тем временем на хутор приходили полицейские и просили Ковалеву, уважаемую в округе женщину, повлиять на не желавших участвовать в переписи, предлагая им даже назваться чужими именами.

Мучительные раздумья Ковалевой разрешил сын Дмитрий, которого считали слабоумным. Он не работал, неделями не разговаривал, но вдруг обратился к матери со словами: «Плюнь на все, там будет тебе хорошо». И указал на небо. Мать решилась.

Лишь старик Яков из скита отказался закапываться: говорил, что не готов на смерть. Виталия перестала его кормить, но старик стоял на своем. В ночь на 28 февраля к месту смерти отправились Виталия, Поля-младшая, слабоумный Дмитрий, старуха Ковалева и еще две женщины.

В новую пещеру высотой не больше полуметра, выкопанную Федором, вошли в саванах. Виталия вериги в форме двух крестов соединила цепями на замке, ключ выбросила. Взяла с собой чашу и ложечку, чтобы причаститься. Приказала Федору замуровать их взяла с него клятву, что он потом откажется от еды и умрет.

Смерть наступила за полчаса. Из всего скита остались в живых только Федор и старик Яков. Федор голодал, будучи убежден что конец света наступит через два-три дня. Позже он так описывал свое ожидание: «Ничего не ем и не пью – но нет светопреставления. Я напился водицы на четвертый день, на пятый съел баклажанчик. Прошли две недели, в острог не берут, войны нет. Стал есть хлеб и помаленьку – все».

Расследование

Шли слухи о самоубийствах старообрядцев. Полиция не могла найти отпущенных под домашний арест. В апреле арестовали Федора. Он рассказал обо всех четырех погребениях: «Все уже были на небе, можно ничего не бояться».

Когда полиция с врачами вскрывали могилы, со всей округи собирались толпы крестьян, залезали на крыши построек и страшно ругали староверов, особенно Виталию и арестованного Федора. К лету убийца вышел из ступора и стал осознавать произошедшее, говоря, что болит сердце по матери и жене.

Психиатру Ивану Алексеевичу Сикорскому Федор сказал: «Горше всех виновата Виталия, на нее все положились, она от всего воздерживалась, молилась. Никто не думал, что это одна погибель». Сикорский написал о происшедшем ряд статей. К слову, он был отцом известного авиаконструктора.

Узник монастырской тюрьмы

Об этом деле императору докладывал обер-прокурор святейшего синода Константин Победоносцев. Чтобы избежать огласки, его рассматривал духовный суд. Федора Ковалева заключили в церковную тюрьму Спасо-Ефимиевого монастыря в Суздале. Через несколько лет он порвал со старообрядчеством, но не был переведен из заключенного в трудника из-за тяжести совершенного.

В письме к сестре в 1904 году Федор после семи лет заточения в одиночной камере писал, что примирился с судьбой и не хочет свободы. Во время революции 1905 года была объявлена амнистия всем церковным заключенным, 2 марта тюрьму закрыли, узник вышел на свободу.

Ковалев вернулся на хутор, женился вторично,  вернулся в старообрядчество. Вся округа ходила к нему советоваться по духовным вопросам. В 20-е годы он вместе с другими старообрядцами уехал в Румынию, а оттуда - в Канаду.

Подготовила Марина ТИМОТИНА