Расследование

На освящении мемориала в селе Томай присутствовали депутат одесского областного совета Юрий Димчогло, депутат народного собрания Сергей Чимпоеш, председатель Чадыр-Лунгского района Сергей Бузаджи и председатель сельского совета Иван Недов. Затем был поминальный стол, за который пригласили всех жителей Томая.

В селе Томай 27 апреля состоялось открытие памятника жертвам голода 1946-1947 годов. Около 4 тысяч томайцев погибло во время голодовки, и все были погребены в братских могилах. Исхудавшие голые тела одной кучей на телегах и санях увозили ежедневно на кладбище. Об  до сих пор с ужасом вспоминают старики.

Доминика Чимпоеш родилась уже после голодомора, но мать рассказывала ей, как старшего брата, тогда четырехлетнего, как бы это дико сейчас не звучало, поймала и съела одна жительница села. «Вот такие были ужасные времена, и не дай Бог нашим детям и внукам такое испытать на себе», - говорит она.

«Двадцатый век был богат трагедиями, не обошли они стороной и наше родное село Томай. Трагедия жестокого голода 1946-1947 годов погубила более 3,5 тысяч наших односельчан. Данный памятник увековечивает боль и скорбь, горечь утрат, ушедших из этого мира не своей смертью. ВЕЧНАЯ ИМ ПАМЯТЬ».

Такими словами, выгравированными на памятнике, выложенном черными мраморными плитами, томайцы почтили память умерших от голода.  Именно здесь в одной общей могиле в те годы и были захоронены многие жители села.

Примар Томая Федор Топчу два года обивал пороги чиновников, бизнесменов и депутатов Гагаузии, рассказывал о проекте памятника - и смог достучаться до сердец неравнодушных сельчан.

«Слава Богу, памятник довели до ума – отметил депутат Народного Собрания Гагаузии от села Томай Сергей Чимпоеш, один из спонсоров строительства памятника. - Только об одном жалею: такое событие должно было произойти намного раньше. Эти люди умерли мученической смертью, в те годы погибло много людей, но, несмотря на это, село смогло возродиться, поднять экономику – это должно стать для нас достойным примером для подражания. И хотелось бы по возможности восстановить имена погибших и захороненных здесь людей, чтобы установить табличку».

«Человеческая жизнь – самое ценное, что есть в этом мире, и никакие цели не могут оправдать смерть человека, – сказал председатель Чадыр-Лунгского района Сергей Бузаджи. - Гагаузы умеют выживать в любых ситуациях и условиях, но способности организма не беспредельны, и голод выдержать было не так просто. Теперь, конечно, всем известно, что на многих железнодорожных станциях, в том числе и на чадыр-лунгской, были хранилища с зерном, которое зачастую там гнило, но людям его не давали, а за попытку украсть безжалостно расстреливали».

У этой трагедии нет оправдания.  Миллионов трупов могло и не быть. И до сих пор истории тех трагических времен передаются из уст в уста от наших бабушек и дедушек, на чей век выпала такая  горькая доля.  Современному человеку сложно представить, что это такое – многодневный голод, ведь наши столы сегодня не пустеют. А в те годы люди, чтобы выжить ели траву, корни деревьев, виноградные выжимки, макуху, отваривали кожу ремней, обуви. Кто был в силах -  отлавливал и ел собак и кошек. И, что самое страшное и трагичное, теряя рассудок  от голода, люди ели людей!

«Это было ужасное время, – вспоминает жительница села Томай Варвара Миху. - Мне тогда было десять лет, помимо меня росли еще четыре сестры. Семья немаленькая, отцу с матерью нелегко приходилось в поисках пропитания. Спасибо Богу, мы все выжили, у нас была корова и лошадь, но многие родственники и соседи погибли у нас на глазах. Конечно, многие события стерлись из памяти, но отчетливо помню, что есть практически нечего было. Приходила к нам женщина из Чадыр-Лунги, звали ее Любовь Дмитриевна, после этого отец сам отвозил в город телегу, груженную кукурузой. По прошествии некоторого времени нам самим уже есть нечего было. Я так сильно хотела есть, что однажды украла  кочан кукурузы. Мы с подругой немного поджарили его на огне и съели на пару полусырые зерна. Мне потом плохо стало, и мама промывала мне желудок. Помню, как однажды папа привез из соседнего села целую телегу яблок, вот мы радовались тогда, но мама старалась экономить и давала нам понемногу, экономила. Страшно вспомнить, что тогда творилось! Зимой сугробы доходили до крыш, трупы людей голыми, так как и одежды не было, собирали в кучи и отвозили на санях на кладбище, зарывая в общей яме, так сил ни у кого не было рыть могилы. В те годы умерла от голода практически вся семья моего дяди, только мать его осталась и один ребенок. И только в пятидесятом году нам стало жить легче, когда образовался колхоз и мама устроилась туда на работу. Ужасное было время, а сейчас люди живут как когда-то министры…».

В Гагаузии во времена голода 1946-47 годов  умерла треть населения, причем в гагаузских селах смертность была больше, чем в селах соседних районов. Достаточно подробно о событиях тех дней рассказано в книге гагаузского писателя Константина Курдогло «Голод в Гагаузии (1946-1947 г.г.)». Автор основывается на  документах и рассказах очевидцев. Вот что он пишет: «Иногда крестьяне (например, в Бешалме) от отчаянья продавали свой дом за одну-две  буханки хлеба, чтобы выжить или продержаться еще немного… Когда сани ехали по улицам в сторону кладбища, у мертвых свисали руки или ноги, а растрепанные волосы женщин волочились по снегу. Иногда в груде мертвецов слышался стон еще живого человека… По рассказам очевидцев, членам «похоронных команд» выдавали по 1 кг хлеба в день, дабы поддержать их на ногах. Хоронили неглубоко, так как земля была замерзшая, а копать глубже сил не было. Трупы всех умерших без разбору – женщин, стариков, детей – просто скидывали с лестницы или, схватив за ноги, забрасывали в яму траншею… В некоторых селах братские могилы еще некоторое время дыбились, и порой поверхность земли шевелилась – живые пытались выбраться из могил».

В этой же книге приведены рассказы очевидцев. Вот что помнит Евдокия Филипповна Стамат из Томая: «Папа нашел старые постолы, ошпарил их горячей водой, натянул на навой и чистил  мягкие постолы до белизны… После этого процесса очищения свиную кожу кусочками обжаривали на плите и ели с жадностью. Иногда мама делала из нее холодец, ведь зерна и хлеба не было. Однажды папа на чердаке нашел початок кукурузы, который разделил между всеми поровну, и мы с радостью съели каждое зернышко. Правда, мама предварительно прожевывала их и давала мне… Помню по рассказам матери, что в нашем селе был такой случай: одна женщина зарезала дочку соседки и приготовила из нее холодец… Страшно вспомнить, что тогда люди ели кошек, собак, сусликов, разные травы…».

В заключение Евдокия Филипповна отметила, что хуже нет смерти, чем от голода.

Ирина ПИНЕГИНА