История

5 июля во многих населенных пунктах Молдовы широко отметили 75-ю годовщину депортаций 1949 года. В Яловенах панихиду отслужил священник церкви Трех Иерархов Бессарабской митрополии, а траурный митинг провела местная администрация. За этим последовала лекция для депортированных и их потомков в галерее коллекций «Петру Костин». Представили две книги местных авторов.  

На всех этих мероприятиях озвучивали цифру из школьных учебников «Истории румын»: «десятки тысяч семей, насильно погруженных в вагоны для скота и вывезенных в самые отдаленные районы СССР». Между тем из села Яловены в 1946-1949 годах депортировали 76 человек (не семей!), из района – около 200 человек. Дожили до сегодняшнего дня единицы, и теперь можно говорить что хочешь.

Депортация для молдавского народа и в самом деле была трагедией. Свидетель событий 1949 года, заместитель начальника почтового вагона Валентина Скрипко рассказывала: «Я вышла на перрон. Кругом ни души. Доступ к железнодорожной станции со стороны города был закрыт. На путях я увидела эшелон с товарными вагонами, из окон которого выглядывали женщины и дети. В вагонах было душно, люди просили пить. Я была в шоке. В точно таком вагоне в 1943 году я была угнана с Украины на работу в Германию. Надо было чем-то этим несчастным помочь. Но чем? Я бросилась в привокзальный корпус, вынесла ведро воды, женщины чем попало стали эту воду черпать. «Отдай им все ведро, Валюша!», - крикнул мне начальник. Но к нам уже приближался патрульный: «Немедленно отойдите от поезда!».

Я не знаю, находилась ли в этом поезде моя мама с только что родившимся ребенком и свекровью или же их отправили в Сибирь со сборного пункта в Бельцах… Отца, директора сельской школы, арестовали годом раньше, весной 1948 года. Мама поехала в Кишинев, чтобы узнать о судьбе мужа. Она жила на вокзале и ходила молиться за него в кафедральный собор.  

Молитвы дошли: отец получил десять лет лагерей по 58-й статье. Два года находился среди матерых преступников. Рассказывал: жить не хотелось… На третьем году ему дали лопату и перевели в рабочий отряд, рыть Волго-Донской канал. За хорошую работу скостили срок, отправив на поселение в Забайкалье, куда в июле 1949 года, годом позже, были сосланы его мать и жена с маленькой дочерью, которую он так и не увидел – она умерла.  

Через год родилась я, еще через год – моя сестра. Только через десять лет, в 1959 году, добившись реабилитации, наша семья смогла вернуться на родину. Мне шел шестой год. Мы с сестрой смутно помнили сибирские приключения и никак не связывали их с историей нашей страны, пока в один прекрасный день к нам в гости не приехал папин односельчанин и друг по ссылке. Поэт и журналист Ион Шеремет удивился: взрослые дочери его друга ничего не знают о том, как репрессировали родителей.

Я к тому времени закончила университет, сестра была на последнем курсе. И мама нехотя поведала нам то, от чего старалась уберечь. Рассказала про папины лагеря, про высылку семьи. Нам это, конечно, было интересно… Но другого интересного в юной жизни двух девушек было тогда так много, что история эта отложилась отдельным файлом в мозговом компьютере, как и многие другие истории нашей семьи.  

Так было и в других семьях, потерявших близких и имущество. Люди с достоинством прошли через эту беду и построили жизнь заново. Если бы не волна национального самосознания, этот девятый вал, захлестнувший своими правдами и неправдами всю Молдову, тема эта для нас, бывших репрессированных, может, и не стала бы столь чувствительной.

Сегодня «правду» пытаются писать за нас, и это возмущает. Поскольку, «каждый имеет право на свою точку зрения», как выразилась недавно наш президент, я не буду молчать.  

Лекцию по депортации и выступления авторов двух книг в музее «Петру Костин» аудитория выслушала молча, не задавая вопросов, не проявляя желания дополнить мемуары двух учителей, истории и литературы, рассказами о своих семьях. Может, из-за недоверия к авторам воспоминаний, изобилующих неточностями?

Чего стоит такое утверждение: «Моя сестра жила в одном из бараков, которые освободили пленные поляки». Откуда в Восточной Сибири в конце войны взялись поляки? А вот около 500 тысяч японцев, оказавшихся в плену после капитуляции Токио, согласно постановлению госкомитета обороны СССР от 23 августа 1945 года, действительно трудились в лагерях Забайкалья и были заняты на лесозаготовках. В 1947-1949 годах большинство их репатриировали на родину. Именно тогда огромный леспромхоз в Заиграевском районе Бурятии, оставшись без рабочих, остановился: валка и обработка леса прекратились, а сотни построенных японскими пленными бараков опустели.

Их-то и заняли прибывшие несколькими эшелонами молдаване. В нашем бараке жили две семьи. Мама рассказывала, что каждая при выезде имела право взять с собой до тонны вещей – одеяла, подушки, кухонную утварь. Но это распоряжение не было обнародовано, и люди брали с собой лишь небольшие узелки с самым необходимым.

За работу молдаванам платили по советским нормативам. Когда после лагерей к семье присоединился отец, заработки плюс северная надбавка позволили родителям купить дом, в котором они прожили до окончания ссылки. Так поступали и другие молдаване. Уезжая на родину, родители заказали «финский домик» - стройматериалы для постройки дома на новом месте. На той же улице из «финских домиков» построили себе жилье и другие молдаване.

Не все даже после реабилитации пожелали вернуться на родину. Кто-то пустил в Восточной Сибири корни, устроил свою судьбу. Мои родители долгое время переписывались с русскими кумовьями Санниковыми и даже в гости их приглашали. Местное население с сочувствием относилось к молдаванам.

Сегодня, упоминая о сталинских репрессиях, неизменно говорят о геноциде и денацификации. Но молдаване даже в самые тяжелые времена (которые не сравнить с сегодняшними) сохранили свой язык и передали его детям. В большинстве своем все вернулись на родину: не только для того, чтобы «на своей земле умереть», чего хотела моя бабушка, но чтобы продолжать свой род.

И если уж говорить о денацификации, то она происходит именно сейчас. За три года долбежки про коммунистические репрессии и геноцид из Молдовы выехало более 210 тысяч работоспособных молодых людей. Они приезжают только для того, чтобы навестить родителей. Если приезжают… На детских площадках в Кишиневе порой молдавского языка не услышишь. С кем угодно перемешались наши молдаване. Вы думаете, они вернутся? Ради чего? Есть работа? Подешевела ипотека? Но виновных ищут в прошлом – это Советская власть и «проклятый коммунистический режим».

Именно об этом был фильм, показанный бывшим депортированным, претендующий на документальность. Но вместо документов люди в который раз увидели грубую фальсификацию:  фотографии узников фашистских концлагерей и поезда, увозившие рабов третьего Рейха в Германию. Кто купится на эту дешевую пропаганду? 

И вот вам пардокс. Бывших яловенских репрессированных повели рассказывать о «проклятом коммунистическом режиме» в музей «Петру Костин», находящийся в здании известной когда-то на всю республику школы-интерната для детей с нарушениями опорно-двигательной системы. Шли через двор по руинам: заброшенные корпуса, бывшие спальни, столовая, медчасть. Согласно «европейской реформе» детей несколько лет назад раздали по семьям, часто неблагополучным. Отправили на погибель.  

У меня нет никакого желания оправдывать сталинские репрессии, раньше времени убившие моего отца. Как ни лечили его в ворниченской больнице и крымских санаториях, умер он от туберкулеза. Не вернуть сестру, похороненную в Сибири. Очень многие дети до трех лет тогда погибли из-за смены климата. Но спросим: а репрессировали бы этих людей, если бы на них не писали доносы их же односельчане?

Мой отец был директором в небольшой сельской школе. Учителя - молодежь после трехмесячных курсов - были не грамотнее своих учеников, развлекались наравне с детьми, и отцу приходилось периодически ставить их на место.  

В ту весну отец отобрал у учеников трубочки из бузины, которыми мальчишки стреляли по развешанным на стенах портретам Менделеева, Ломоносова и другим. Он оставил их в учительской – а молодые учителя в его отсутствие принялись пулять друг в друга. Когда отец открыл дверь, почувствовал боль в ноге: в него попали. Папа взял стрелка за грудки и выпроводил из учительской. Тот почувствовал себя униженным и решил отомстить директору школы. «Тройка» доносчиков написала письмо о том, что директор якобы «стрелял горохом по портрету Сталина». Думали, что шутят, но последствиям ужаснулись. Однако было уже поздно.  

Моя мама потом работала акушеркой. И жена одного из доносчиков должна была рожать. Мама боялась принимать у нее роды - если бы что-то пошло не так, она как жена врага народа (папа к тому времени уже сидел) могла отправиться вслед за мужем. Жена подлеца тоже боялась рожать с мамой, опасаясь мести. Но акушерка была одна на три села, выбора не было. Все обошлось, но страха натерпелись обе… Непростые были времена. Подлее нынешних? Вряд ли.

Несколько лет назад в молдавском санатории в Сергеевке я жила в одной комнате с женщиной из Бердянска. Она буквально каждый день звонила сыну и справлялась о его здоровье. Рассказала мне, что совершила большой грех. Сыну сделали удачную операцию по удалению аппендикса, но он был мобилизован. И мать попросила знакомого хирурга расковырять зажившую рану. Началось нагноение, поднялась температура, развился сепсис… Женщина досрочно покинула санаторий, и я не знаю, выжил ли ее сын. В любом случае это испытание было наказанием за совершенный грех.  

Сегодня, как за соломинку, власть хватается за тех, кто реально может поддержать на президентских выборах кандидатуру нынешней главы государства. Она увеличила вдвое пособие бывшим политзаключенным и репрессированным. Принят новый закон о ветеранах всех войн, им в очередной раз повысили ежемесячные индексируемые пособия. На этом фоне власть не устает повышать градус антироссийской риторики, стараясь все больше и больше расковырять застарелую рану. Не боится сепсиса?

Мария БУИНЧУК