Политика

Лидер ПКРМ Владимир Воронин не раз подчеркивал, что не является коммунистом, а слово «коммунистическая» в названии партии отнюдь не отражает ее приоритетов. Был ли он убежденным коммунистом хотя бы до 1991 года - или это тоже была маска? В биографии Воронина много тайн. Какие-то уже раскрыты, другие раскроются с течением времени. Несмотря на то, что лидер ПКРМ изо всех сил пытается стать мотором создания новой проевропейской коалиции, ясно, что этот политик уже принадлежит историкам, которые с удовольствием покопаются в его прошлом – таком загадочном и неоднозначном. 

О некоторых тайнах, тщательно скрывавшихся Владимиром Ворониным на протяжении всей жизни, впервые рассказала в 2008 году румынская газета «Ziua». Тему тут же подхватил кишиневский «Timpul»: корреспондент съездил в село Коржево Дубоссарского района и с удивлением узнал, что на родине президента-коммуниста еще помнят его деда Исидора Сырбу как ярого бойца с советской властью, «всю жизнь ненавидевшего большевизм и боровшегося с ним».

В 2009 году румынский телеканал «Realitatea» показал документальный фильм о жизни деда Воронина, в котором его родные и близкие делились воспоминаниями. У Исидора Сырбу было почти сто гектаров земли, но батраков не было: он воспитывал, по одним источникам, четырех дочерей и трех сыновей, по другим – десятерых детей, а сам Воронин говорил, что вообще шестнадцать: было кому работать в поле.

В 1929-1930 годах в левобережном Коржево прошла коллективизация. У Сырбу конфисковали все имущество, так как он не хотел вступать в колхоз «Путь к коммунизму». В итоге к коммунизму пошли с имуществом Сырбу, но без самого Сырбу. В его доме и в доме его брата-близнеца Семена - самых зажиточных жителей села - расположилось правление колхоза.

В 1933 году Исидора и Семена арестовали за поджог стогов сена, которое они считали своим.  Два месяца братья сидели в тираспольской тюрьме. В 1935 году близнецов снова арестовали - за поджог здания правления колхоза и попытку перейти Днестр. Братьев  осудили на 25 лет лагерей в Сибири, а старшего сына Исидора, Марка, на 10 лет. Марк отсидел и вернулся, Семен так и не подал о себе вестей.  

Началась война. В 1942 году Исидор Сырбу бежал из лагеря с группой заключенных. Преследуемые в тайге беглецы почти все были убиты. Спасся только Исидор и его друг, который скончался по дороге. Беглец в одиночку продолжил путь на запад. Из последних сил добрался до небольшого городка и придумал себе легенду. Похитив сушившийся во дворе плащ с капюшоном, спрятался в лесу, ржавым гвоздем поранил лицо и шею, а потом углем нацарапал на кусочке доски слово «лепра» (проказа). Через несколько дней тело беглеца покрылось гнойниками. Люди пугались и бросали путнику кусочки хлеба, стараясь держаться от него подальше.

Так Сырбу добрался до Волгодонска. Там перешел линию фронта и сдался в плен немцам, сказав, что он - депортированный румынский крестьянин. Немцы передали его румынам для расследования. И Сырбу вновь оказался в тираспольской тюрьме, где ему предложили доказать, что он тот, за кого себя выдает. Тут Сырбу вспомнил о своем друге детства Никите Смокинэ, занимавшем высокий пост в правительстве Антонеску. Смокинэ был председателем ассоциации приднестровских румын, другом Николае Йорга и ряда членов «Sfatului Țării» - Пана Халиппы, Онисифора Гибу и других. Его сын Александр Смокинэ был префектом Тирасполя и подтвердил личность Сырбу.

Деда Воронина выпустили и назначили примаром Коржево. После отступления немецких и румынских частей Сырбу бежал за Днестр, успев взять с собой лишь дочь Домнику: остальные в то время были в поле. Добравшись до Бухареста, беженец снова обратился к Никите Смокинэ. Когда в Румынии установился коммунистический режим, Сырбу и Смокинэ бежали в горы, где участвовали в антикоммунистическом сопротивлении. Вернулись они в Бухарест лишь после смерти Георгиу-Дежа.

Исидор Сырбу поселился в Брезоае – небольшом селе в 30 километрах от Бухареста. Жил в постоянном страхе, дрожа при мысли о возможной высылке в Молдавию, где его разыскивали. Умер в 1980 году. Часть его мемуаров была издана в 1943 году в румынском издании «Cartea moldovanului» под заголовком «Диалог с Исидором Сырбу из села Коржево» за подписью Диомида Струнгару, зятя Никиты Смокинэ.

Дом в Брезоае по завещанию достался дальним родственникам Сырбу в Бухаресте. Им не понравилась идея телеканала «Realitatea» создать фильм о деде Владимира Воронина.  Тетка молдавского президента вообще отказалась обсуждать эту тему. Журналисты предположили, что семье заплатили за молчание.

Свою версию биографии деда Воронин озвучил после долгого молчания в мае 2012 года на телеканале «ProTV». Он рассказал, что дед не по своей воле отправился за Прут: «Мой дед не был антикоммунистом. Он был хозяином. Вместе с бабушкой они родили 16 детей. Как прокормить 16 ртов? Они были небогаты, вынуждены были много работать. Дед не был депортирован. В 1944-м его мобилизовали, потому что у него была хорошая телега, которую загрузили оружием и погнали за Прут. Бабушка осталась с детьми. Он уехал с одной из маминых сестер, тетей Домникой. Они обманули, сказали, что едут в Кишинев, и не вернулись. Сталин издал указ, в котором назвал предателями всех советских граждан, оказавшихся за границей,  - как они могли вернуться? Я не видел своего деда. Знаю, что он не был примаром и построил церковь в Коржова, которая в 1937 году была разрушена».

Доказательством того, что дед Воронина был убежденным антикоммунистом и выступал против советской власти, стало его личное дело из архивов МВД, рассекреченное после ухода Воронина с поста главы государства. Странно одно: почему это не помешало советской карьере Воронина? Или такая биография была удобна тем, кто его шантажировал? 

«Загадочны движущие силы карьеры этого человека, - пишет в своих воспоминаниях генерал Ион Косташ. - Примечательно, что выдвижение Воронина происходило в период, когда коллективизация, война и связанные с этим события были еще свежи, когда любая общительная тетушка из Коржово могла в подробностях рассказать о том, что семья Сырбу делала в 30-40-х годах. Но компрометирующее, по меркам того времени, прошлое почему-то не помешало карьере советского производственника (заведующий криуленской хлебопекарней - 1961-1966 годы, директор дубоссарского хлебозавода - 1966-1971 годы) и работника советско-партийного аппарата.

Вопреки своей анкете (или, быть может, благодаря ей?) умеющий налаживать связи с необходимыми людьми Воронин попал в поле зрения Глеба Дыгая, одобрившего в 1971 году его выдвижение на должность председателя Дубоссарского горисполкома… Его переводят в Унгены – приграничную зону, куда при советской власти назначались люди с абсолютно незапятнанной, как тогда говорили, «чистой», анкетой, не имевшие родственников за границей. У Воронина такие родственники были. Но было, видимо, и еще что-то, что перевесило это обстоятельство».

В течение всего правления Воронина в 2001-2009 годах документы заседаний Бюро ЦК КПМ, начиная с 1975 года, упорно не рассекречивались, хотя срок действия грифа «секретно» истек в 2001 году. Тайны, связанные с Ворониным, скрывались.  

«Работая в апреле 2010 года в архивах МВД, я обнаружил исчезновение всех приказов, распоряжений министерства и других документов за тот период 1990 года, который предшествовал моему назначению на пост министра внутренних дел, - вспоминал Ион Косташ, сменивший Воронина на посту министра внутренних дел. -  Они были уничтожены в 1994 году. Кому и зачем было выгодно покрывать Воронина? Кого еще хотели «прикрыть»? Зачем нужно было стирать историю как раз того времени, когда закладывался раскол Молдовы? Мы обнаружили также, что основательно подчищены протоколы заседаний коллегии МВД за 1991-1992 годы. Исчезли многие страницы, документировавшие важнейшие события: разгром Вулканештского райотдела полиции, конфликты в Дубоссарах и Гагаузии и многое другое. Прошлое словно стерли некие "лангольеры”».    

Министром внутренних дел Воронин стал в феврале 1989 года. Капитану запаса срочно присвоили специальное звание генерал-майора милиции. Работал он в министерстве всего 16 месяцев, в специфику, по воспоминаниям коллег, входил с трудом, в памяти сотрудников аппарата остался человеком с вечно суровым, озабоченным, каменным выражением лица. Некоторые считали, что главу МВД отличали  жестокость, деспотизм, злопамятность и непомерное самолюбование – качества, которые он потом в полной мере проявил и на посту президента.

Ключевым моментом пребывания Воронина в МВД стал штурм здания министерства внутренних дел 10 ноября 1989 года – в день советской милиции. Тогда многие считали, что агрессия народного фронта, собравшего толпу, подогревалась самим же Ворониным, который всячески поносил фронтистов в своих выступлениях. В событиях того дня было очень много странного, необъяснимого, провокационного. Расследование не проводилось. Официальная версия случившегося так и не была обнародована, а вещественные доказательства – изъятые прокуратурой в помощь следствию фото- и видеоматериалы журналистов – исчезли бесследно.

События штурма здания МВД происходили с 14 до 23 часов. С самого начала Воронин отправился на заседание президиума ВС МССР, вспоминает генерал Косташ, и вернулся оттуда только тогда, когда было ранено уже около десяти милиционеров и его отсутствие начало вызывать вопросы. В семь часов вечера в здание МВД вошел народный депутат СССР священнослужитель Петру Бубуруз  и предложил Воронину выступить перед митингующими. Тот не решился. В итоге с самого начала и до конца приказы отдавал первый заместитель министра Георгий Жуков, который без колебаний принял всю ответственность на себя. Впоследствии Воронин, которому нужно было убрать главного свидетеля своей слабости, обвинил заместителя в «плохом командовании» при обороне здания МВД. После этого генерал Жуков сразу же уволился и уехал.

10 ноября было задержано 75 участников массовых волнений. По указанию Воронина всех отпустили. Кому это было выгодно, можно догадаться, если вспомнить, что уже через неделю после погрома МВД, 16 ноября, на внеочередном пленуме ЦК КПМ Семен Гроссу лишился должности первого секретаря, а на смену ему пришел Петр Лучинский. Фактически это была подготовка смены власти, тайная комбинация, в которой Воронин успешно сыграл отведенную ему ключевую роль.

При Воронине ни по одному из нашумевших происшествий МВД не провело адекватного расследования. Горожане питались слухами, расценивая бездействие милиции и прокуратуры как политический заказ. На этом спекулировали те, кому выгодно было накалять обстановку. Воронин вел себя очень и очень  неадекватно: фактически устранялся от проблем и ничего не делал для прекращения уличных беспорядков, что было отражением общей «страусиной» стратегии ЦК КПМ.

В течение многих лет окружение Воронина не упускало повода подчеркнуть, что  во время штурма здания министерства этот лидер якобы продемонстрировал образцовый профессионализм в деле подавления массовых беспорядков. Вряд ли это так, считает Косташ, потому что даже зависевшая от министра комиссия МВД пришла к выводу, что «имел место ряд серьезных организационных недостатков». Удивляет и величина сумм списанного испорченного имущества - обмундирования, стройматериалов, спецсредств и т.д.. У сотрудников МВД создалось впечатление, что масштабы конфликта было выгодно раздуть как можно сильнее.

Сами собой напрашиваются параллели между событиями 1989 года и разгромом административных зданий в центре Кишинева в  2009 году. По сути, 7 апреля – это ремейк 10 ноября. В обоих случаях полиция получала приказ не охранять здания. В обоих случаях Воронин сначала прятался, а потом вменял себе в заслугу то, что не отдал указаний защищать здания. Оба раза штурмующие оказались вооружены булыжниками, которые неожиданно нашлись в большом количестве в центре столицы…

По материалам «Istoria moldovanului» (Бухарест, 1943), «Дни затмения. Хроника необъявленной войны» (Кишинев, 2010), «Tainele lui Voronin» (Realitatea.net, 2009) и других