Расследование

Мемуарная литература Бессарабии – наиболее бледный жанр. В 1940-44 годах все пустились в бега, унося с собой семейные архивы, фотоальбомы, эпистолярное наследие. Поэтому весьма трудно восстановить наше прошлое. 

Когда-нибудь кто-нибудь разыщет эти фамильные архивы. Кое-что уже проделал неутомимый кишиневский исследователь Юрие Колесник. Однажды он подарил мне мемуары Григория Комарова – 36 страниц убористого текста.

Этот отставной офицер женился на дочери бессарабского латифундиста Леонарди. Он полюбил наш край, его природу и обитателей. Имел поместье в селе Александрены. Дружил с соседскими помещиками. О некоторых из них написал в своих воспоминаниях. Комаров был земским начальником Сорокского уезда. Прославился как публицист. Его красивый дом стоит и ныне около старого парка города Сороки. В 1918 году Комаров поддержал все акции Сфатул Цэрий. В 1944 году переселился в Румынию. Умер в Бухаресте в 1950 году.

Меня эти мемуары заинтересовали еще и потому, что в них я нашел интересный раздел, посвященный помещику Бузни из деревни Петрены (ниже объясню, почему). Привожу этот фрагмент рассказа Комарова.

1.    

В десяти километрах от нас, вверх по течению реки Куболты, жила семья Бузни. У них была усадьба, расположенная в парке, на берегу большого озера, при въезде в село Петрены.

Елена Константиновна, урожденная Писсаржевская; бабушка ее была Таламузи и происходила от Аснашей. Ее отец, Константин Писсаржевский, был первым председателем Бессарабского земства (1869-1971 годы). Дам Таламузи стоял когда-то на окраине села Петрены, но след его давно простыл.   

В окрестностях этого села по инициативе Елены Константиновны производились археологические раскопки (1901-1902 годы). О них докладывал археолог Э.Р.Штерн в Одесском обществе истории и древностей. Упомяну о том, что в тех местах найдены следы древнейших человеческих поселений…

Дом Бухзни в Петренах состоял из семи комнат. Из окон и с веранды открывался чудесный вид на большое озеро (72 гектара). Рядом были две мельницы паровая и водяная.

Дом был прекрасно обставлен, совсем по-городскому. Оба Бузни были редкие хлебосолы. Любили гостей и всегда замечательно их угощали. Сервировка стола – всегда изысканная: посуда, красивый хрусталь, серебро блестело, столовое белье – всегда белое. Вина – отборные, наливки – собственного приготовления. Масса вкуснейших наливок, водок, закусок… Николай Николаевич исключительно хорошо рассказывал анекдоты, был незаменим в обществе.  

Супруги Бузни были невысокими, полноватыми. Добрые знакомые дали Елене Константиновне прозвище «тетя Пышка». «Их серебряная свадьба ыла самым веселым праздником, который я помню в своей жизни», - пишет Комаров.

Семья Бузни была стеснена в средствах. В ходе аграрной реформы 1920 года им оставили сто гектаров пахотной земли. Они стали продавать по частям эту землю. Как-то выручали мельницы.

Детей у Бузни не было. Они удочерили шестилетнюю девочку Асю из семьи петербургского адвоката Святковского. Выросла дорая, красивая девочка с прекрасным голосом.

Когда Асе исполнилось 18 лет, Бузни решили послать ее в Париж, учиться петь. В десяти километрах от Петрен, в селе Нэдушита (ныне Грибово) работал сельским учителем Липковский, отец знаменитой певицы Лидии Липковской, примадонны Петербургской оперы. После революции 1917 года Липковская жила в Париже, пела и давала уроки пения. Обыкновенно раз в год она приезжала в Бессарабию навестить своих. Всегда бывала у Бузни и слушала, как поет Ася.  

Липковская предложила, чтобы Ася приехала к ней в Париж; она бралась давать девушке уроки пения и подготовить ее к оперной сцене – если не для парижской, то для театра оного из крупных городов Франции.

Старики Бузни собрали и заложили все, что смогли, и Ася уехала в Париж. В первые годы ей было очень трудно, но затем она выбилась на дорогу. В оперу не попала. Голос у девушки был красивый свежий и удивительно приятный, но недостаточно сильный. Она специализировалась на легкой музыке и выступала в варьете. Через несколько лет Ася сделалась знаменитостью. Во время турне по Швейцарии, Испании, югу Франции она собирала полные залы поклонников. Эта певица всегда имела успех.

Когда Ася узнала, что Николай Николаевич умер (в 1925 году, через два года после смерти жены), она попросила продать все, что осталось: усадьбу, дом, парк, мельницу, остатки земель – и переслать ей деньги в Париж.

Для Бессарабии Ася была потеряна.

У Елены Константиновны был брат Николай Писсаржевский, земский начальник Бельцкого уезда, и две сестры – старшая Вера и младшая Севастия (или Тика). Вера была красива и имела репутацию кишиневской львицы. Тика вышла замуж за подольского земского начальника Теплякова. После развода перебивалась уроками в Кишиневе. В 40-х годах жила в Бессарабии и была счастлива тем, что ее устроили в богадельню.

2.

Село Петрены и его обитателей, семью Бузни, я вновь встретил на страницах автобиографического романа «В канун революции» Константина Стере. Автор описывает деловую поездку своего отца от села Нападова близ Сорок до Цауля. Перваая остановка – в селе Петрены, в той самой усадьбе, о которой говорилось выше. Автор слегка изменяет названия сел и имена помещиков. Легко угадывается в фамилии Брезо из села Петрешты вышеупомянутый Бузни. И усадьба на берегу большого озера, как у Комарова. И страсть излагать пикантные истории - та же самая, что у Бузни.

Встреча состоялась около 1880 года. На этот раз Бузни стал хвастаться, что у него в гостях был французский посол де Морни, который по дороге из Петербурга в Париж около 1865 года заехал к своему другу в Петрены.

А познакомились они в Париже в 1853 году, в манеже. Де Мерни безуспешно пытался оседлать молодого жеребца. А нашему Бузни это удалось сразу.

Здесь требуется разъяснение. И мы введем в наш рассказ одну крупную историческую личность.

У императора Наполеона был младший брат Луи, которого император назначил королем Голландии, женив перед этим на Гортензии Богарне – дочери императрицы Жозефины. Гортензия родила (как будто от Луи) мальчика, который в 1851-1870 годах был императором Франции Наполеоном III. А от некоего адъютанта красавица Гортензия родила еще одного мальчика – того самого де Морни. Этот парень был главным путчистом в государственном перевороте 1951 года, после которого его единоутробный брат стал сначала диктатором, а затем императором Франции.

 Итак, благодаря капризному жеребцу у нас в Бессарабии побывал столь высокопоставленный француз.

3.

Третий эпизод моего рассказа начался рано утром, 3 июля 1942 года, когда моя мама (которую в Кришкауцах называли мадам Севастица) разбудила меня, приказав: «Одевайся, быстро поешь, через час заедет к нам дядя Ионел, поедешь с ним в Петрены».

Дядя Ионел Чуботару - муж младшей сестры моего отца, тети Нади (по паспорту она Евгения). До войны и при Советах дядя Ионел был директором агрономии в Кэйнарий Векь. А теперь он  стал директором вновь созданной из обломков имения Бузни агрономии в селе Петрень.

У тети Нади был пятимесячный мальчик. Мне предстояло исполнить функции няни, а в свободное время – пасти корову.

И вот мы едем вдвоем на бричке по знаменитому тракту Могилев-Бельцы.     

Дорога – прямая, безлюдная. Первые пять километров – знакомая местность. А все дальнейшее путешествие – буквально сказочное для меня.

Вскоре по правую руку показалась усадьба Огановичей. Заехали туда. Я, десятилетний деревенский мальчик, смотрел как завороженный на высокий ветряной электрогенератор. И совсем фантастическим показался потолок-аквариум.

Километров через пять мы въехали в целый каскад деревень – Шуреле, Шурь, Кетросу. Все на берегу реки Куболты. Кетросу – знаменитая во всей округе деревня. Все дома (или почти все) на высоких каменных фундаментах, крытые оцинкованной жестью. Заборы, вортоа, сады, цветники перед домами свидетельствуют о том, что здесь живут прекрасные хозяева.

Но в 1947 году именно здесь умирали с голоду сотни людей – целыми семьями. Помню, как люди, сняв с крыш своих домов оцинкованные листы, направлялись «на север», меняя целую крышу или пышный ковер на мешок кукурузы или пару ведер картошки.   

Мы остановились на пару часов у друга дяди Ионела – владельца мельницы господина Сурлару. У него был мальчик – мой сверстник, по имени Илиуцэ. Я очень подружился с ним, хотя мы не виделись более никогда.

По радио передавали, что в тот день «пал Севастополь». Взрослые говорили о предстоящей уборке, а мы с Илиуцэ крутили граммофон.

В 1949 году маму и мальчика погнали в Сибирь. Отец уехал в Румынию еще в 1944-м… Одно время Илиуцэ работал в бельцком пединституте.

Мы поехали дальше, через русское село Баронча и через Нэдушиту, село, бывшее во все времена волостным центром. Там были большая школа, больница и прочие признаки значительного населенного центра, там была и родина знаменитой Липковской.

Вскоре показался еще один конгломерат из трех сел – Долинник, Петрены и Михайлены (на правом берегу Куболты). Посередине – красивейшая церковь, которую строили и обогащали помещики Таламузи и Бузни (на фото). Наконец, заканчиваются Петрены и за небольшой долинкой виднеется агрономия.

Въезжаем в классические каменные ворота. Попадаем в невиданной красоты парк. Посередине – небольшая площадка, направо – барский дом, которым гордился Бузни. На площадке – тетя Надя с моим кузеном в самодельной коляске, молодая девушка Вера и ее младший брат Григораш, на четыре года старше меня. Приступать к своим обязанностям буду завтра. А пока что Григораш берет меня за руку – давай знакомить с парком, озером, мельницей и барским домом, который все называют «дворцом»…  

Дворец имел высокий цоколь, затем шел огромный этаж высотой не менее пяти метров и большой балкон, а наверху – мезонин. Зашли внутрь. Я впервые увидел фаянсовые печи, бронзовые дверные ручки, разноцветный паркет, лепной орнамент потолка. В некоторых комнатах были большие ящики с семенами. Агрономия вела селекционную работу, занималась акклиматизацией новых сортов технических культур, распространяла передовой опыт среди крестьян.  

При агрономии были два больших виноградника в шесть и десять гектаров, плантация малины в восемь гектаров. Ей принадлежал и большой пруд, тот самый, в 72 гектара. Тогда как раз восстанавливалась дамба и вновь запускали ветряную мельницу. А вальцевая была повреждена. Приехали несколько крестьян из моей деревни Кришкауцы, выкупили эту мельницу, починили оборудование, и она заработала у нас…

Земля обрабатывалась крестьянами-издольщиками, урожай делили пополам. Меня постоянно брали в поле, на молотьбу и т.д.. Мне все было интересно, особенно пасека, где было более ста ульев. Надо было дежурить, смотреть, не роятся ли пчелы. Там и сям были бочки с водой. Если что – бежим с водой и утихомириваем пчел…

Григораш учил меня плавать в Куболте. Меня заинтересовали гнезда стрижей и других птиц в песчаных обрывистых берегах реки. Я наблюдал за тем, как эти птички учили птенцов летать… Я тогда понял, что мать-природа – величайшая энциклопедия. Сии и наблюдай. Словом, вынес очень многое из той поездки…

Парк был великолепным. Много было сосен и вековых лиственных деревьев. Тут и там виднелись окопы, оставшиеся с 1941 года. Мы с Григорашем искали и находили множество патронов. В тех же окопах я впервые увидел ежей и маленьких ежат.

Все же центром наших поисков был барский дом. Полезли на чердак. Там была уйма старых книг – энциклопедии царских времен, французские романы. Мыши, конечно, над ними хорошо поработали. Заглядывали мы и в старые иллюстрированные журналы… А еще повсюду валялись обломки старинной мебели.

Мы с Григорашем спали пару недель в одной из комнат усадьбы. Кровать была огромная. Не на ней ли спал брат французского императора? В одной из комнат было огромное фортепиано. Половина клавиш и струн была содрана. Не на этом ли инструменте играли когда-то Ася и Липковская?

Однажды я прыгнул через окно в одну из комнат, заполненную семенами льна. Страшное дело! Эти семена очень скользкие, в них тонешь как в воде! Вера это заметила и спасла меня, влепив попутно пару крепких оплеух.

Мои прямые функции оказались простыми. Младенец много спал. Приходилось отгонять от него мух. А корова оказалась тихой, целый день она паслась на траве в парке. Дважды в день нужно было гнать ее на водопой к Куболте.

В начале августа моя миссия кончалась. Я не знал, что на высшем фамильном совете давно было принято решение: в июне поедет в Петрены моя кузина Нина, дочь тети Оли, в июле – я, а в августе – другая кузина, Нина, дочь тети Анюты.   

Вернулся я домой с морем впечатлений, да и с некоторым приобретенным опытом. Очень долго мечтал побывать еще раз в тех местах, но не удавалось. Через год дядю Ионела перевели на работу в Транснистрию. После 1944 года они жили в Румынии, около Плоешть. В тех местах и ныне проживают два моих кузена – Еужен и Вероника, семеро племянников и огромное количесвто внучатых племянников. Надо будет как-то навестить их…

4.

Ровно через сорок лет поехал я вместе с шурином Виктором Лункевичем в родную деревню Кришкауцы за картошкой и фруктами. Возвращаться предложил по Бельцкому тракту. Кстати, эта дорога стала важной с тех пор, как по ней в 1877 году шло на войну с турками огромное количество людей с пушками, обозами и прочим. Мой дед Андриеш передавал нам обрывки воспоминаний тех времен – его собственных и моих предков.

Мы с Виктором говорили всю дорогу. Вот усадьба Огановичей. Она стала резиденцией рыбного хозяйства. А вот и село Нэдушита. Один комсомолец погиб на целине, и деревню переименовали в Грибово в его честь.

«А кроме того, - говорю я, - отсюда родом – великая певица Лидия Липковская, если ты слыхал о ней…».

«Как так? – воскликнул Виктор. – Да мы у нее жили на квартире лет за пять до войны и еще три года во время войны. Ее дом – там, где наш шахматный клуб. Тетя Лида – первая, кто заметил музыкальные способности у моего брата Сережи. Во время войны я уже был гимназистом пятого-седьмого классов, и она часто говорила со мной как со взрослым. Когда мы эвакуирвоалиьс с братом и с мамой в Александрию (в Румынии, на Дунае), тетя Лида нас обнадеживала, что, быть может, мы увидим папу. В ее доме папу арестовали в ибле 1940 года, а нас выгнали на пятидесятый километр. Мы осели где-то в Дурлештах и иногда приходили к ней. Ей оставили одну комнату в ее собственном огромном особняке».

Мы поехали дальше. Трасса проходила по восточным окраинам сел. Вот кончаются Петрены.  И я говорю Виктору: «Давай-ка посмотрим одно историческое место!». Мы повернули направо. Узнаю долину, которая разделяла село и парк. Остановились… От огромного парка не осталось ни кустика, ни одного камешка – от былых строений.

Навстречу идет селянин. «Будьте любезны! – обращаюсь я. – Здесь где-то был дом моша Григория». – «А вот он рядом». – «А что стало с хозяином?». – «Умер в голодовку». – «А его сын Григораш?». – «Тоже умер». – « А еще была у него дочь Вера», - не унимаюсь я. «А Вера – это моя жена. Но ее нету дома. Пошла в гости, помогать готовить к крещению какого-то ребенка». - «Садитесь, поедем за ней».   

Сверху, по боковой дороге, спускается навстречу нам грузная женщина. «Стой!» – говорю я. И предупреждаю: «Ничего не говорите ей!».

«Здравствуйте! Вы дочь моша Григория? А что стало с дворянской усадьбой, где когда-то работала тетя Надя?». - «Ах, да ты тот самый оборванец, с которым я мучилась целое лето!».

И Вера нам рассказала о судьбе парка и «дворца».

«Красная армия пришла к нам 25 марта 1944 года. Там устроили военный лагерь, а осенью – лагерь для военнопленных. Обнесли парк колючей проволокой. Затем там была контора заготскота. По парку бродили лошади и коровы, которые изгрызли все деревья и кустарники. Деревья засохли, и крестьяне потихоньку вырубили их. Остался пустырь. Кому-то пришло в голову еще в 1942-м разобрать барский дом и построить из материалов административное здание в центре села. Камень, двери и оконные рамы как-то использовали. А паркетный пол, печи пропали навсегда.

При коллективизации разобрали все строения. Территория стала неузнаваемой. Ничто больше не напоминает о знаменитой усадьбе, о том обществе. Остались одни легенды – о певицах Лидии и Асе, о добрых и веселых наших дворянах. Тетя надя и дядя Ионел побывали у нас в гостях около 1970 года. Была и я у них в Плоештах. Вот и все».

Тетя Надя с мужем Ионелом после войны приезжали в Кришкауцы всего один раз. Ее дети бывали чаще…

Интересна история о том, как дядя Ионел стал агрономом.

В окрестностях города Бузэу жила одна помещица. В Первую мировую войну на фронте погибли ее муж и единственный сын. 

В начале 1920-х годов она приехала в Кришкауцы и по селу, а также окрестным деревням набрала около десятка мальчиков, которых устроила на учебу в колледжи на полном своем содержании. Все эти дети были сиротами той войны. Среди них был и мой дядя Ионел Чуботару.

Извините за длинный рассказ. Так всегда получается, стоит только поворошить прошлое… 

Аурел МАРИНЧУК,

доцент Технического университета Молдовы  

Лидия Липковская родилась в Бессарабии весной 1884 года. Пела в церковном хоре, с 14 лет – на благотворительных концертах. Тетка Лидии Мария Заньковецкая была знаменитой актрисой. Раннее замужество дало молодой певице фамилию Маршнер и возможность избавиться от опеки родителей. Она оказалась в Петербурге с дочерью Ариадной. Муж не разрешал ей даже мечтать о сценической карьере. Вопреки его воле Лидия поступила в консерваторию, в класс знаменитой певицы и педагога Натальи Ирецкой. В 1906 году 22-летняя певица дебютирует на сцене Мариинского театра в «Риголетто». В 1907 году впервые спела с Федором Шаляпиным. «Зал был наэлектризован, — запишет она в дневнике. — В антрактах сцена превращалась в роскошную оранжерею. Буря аплодисментов сопровождала каждую арию». Судьба даровала Липковской долгий вокальный век, великих партнеров по оперной сцене, благодарных учеников... и печальную старость. Из Петербурга она уехала в 1918 году. Последние годы жизни провела в Бейруте в бедности и болезнях.

Сергей Лункевич, молдавский композитор (1934-1995), родился в семье водителя трамвая и кондукторши в Кишиневе, откуда вместе с родителями был выслан в Сибирь в 1941 году. На фото – в роли народного музыканта в фильме «Лэутары». Имя Сергея Лункевича носит национальная филармония. Его брат Виктор – математик, доцент ТУМ.