Расследование

Трудно поверить, что два месяца назад, 5 марта, Ивану Семеновичу Голубеву стукнуло 90 лет. Как и годов пятнадцать назад, когда мы с ним познакомились поближе, у него на столе стопочкой лежат газеты, в том числе и «Молдавские ведомости».  Газеты он не просматривает, а внимательно читает, потом на горячие темы спорит с соседом, учителем-филологом Алеку Кристелом. Мнения редко совпадают, но их объединяет и разница в возрасте и то, что Иван Семенович все чаще отлучается, чтобы поправить здоровье в столичных клиниках, а сосед-учитель становится на время в его доме хозяином.

И на этот раз Иван Семенович усадил меня за стол на улице, под навесом, довольный, что можно отдохнуть от работы на огороде. И сказал, что не отпустит, пока не расскажет еще раз свою боевую историю, уже знакомую мне, в которую он каждый раз добавляет новые вспомнившиеся эпизоды.

«Ночью можно было увидеть покрасневшие раскаленные стволы орудий»

- Мой первый военный «адрес» был такой: 3-й  Украинский фронт под командованием маршала Рокоссовского, 93-я дивизия, 51-й стрелковый полк, сотый артдивизион, отдельная рота связи. В отличие от других участников войны, которые проделали долгий путь до боевых позиции, я войну начал недалеко от отчего дома, по ту сторону Днестра, когда только начиналась Ясско-Кишиневская операция.  Сперва вместе с товарищами освобождал от фашистов молдавские села от Днестра до Прута, потом нас вернули в Кишинев, где формировались новые части, и я из связиста, бегающего под свист пуль с бухтой провода, превратился в сапера. Мы досконально изучили мины, свои и противника, и потом, уже в составе 1-го Белорусского фронта, руководимого самим Жуковым, прошлись боями. Освободили Варшаву, форсировав Вислу, потом Одер… На словах быстро получается… Вот у меня есть три благодарственных письма, подписанных Верховным главнокомандующим – за Вислу, за Одер и за Берлин.

- То есть, за Шпрее? – конкретизирую я.

- Точно, и за ту немецкую речку, которую оказалось труднее пройти, чем Дунай. У города Кюстрина мы застряли на целых четыре месяца. Захватили плацдарм, долго шла подготовка к удару по Берлину. По понтонному мосту, который мы охраняли, шло бесконечное движение транспорта. Чего только не предпринимали немцы, чтобы уничтожить тот мост! Но смелостью и стойкостью наших воинов операция удалась, все наши боевые единицы на плацдарме были обеспечены боеприпасами, которых должно было хватать на два с половиной часа непрерывной стрельбы. В заданное время ночь превратилась в день. Я впервые услышал такой страшный грохот – стреляли все, от пушек и гаубиц до «Катюш», и в ночь можно было увидеть не только зарево от взрывов, но и покрасневшие раскаленные стволы орудий.

«Не мешайте, это Шопен!»   

Только что, открыв мне калитку, Иван Семенович пожаловался на головную боль. Объяснил это тем, что закончил работу на огороде, виноград подвязал… Рассказывая о прошлом, воспрянул духом и выглядел как ученик, который декламирует у доски самые напряженные пассажи из стихотворения Лермонтова «Бородино».

- А потом наступила короткая тишина. К Берлину шли танки, потом пехота, так и дошли до окраины, где стояли дачные поселки немецких бюргеров. Не забуду эпизод, когда мы ворвались в какое-то окруженное цветущей сиренью здание и застали там молодую немку очень аристократической внешности, которая со страху бросилась к огромному роялю и заиграла похожую на струящийся родничок мелодию. Мы как истуканы застыли, и один из моих товарищей, очкарик-горожанин, тихо сказал: «Не мешайте, это Шопен!». И совестно было потом стрелять в статуи…

Я видел испуганное гражданское население города, людей, которым внушили, что русские будут всех беспощадно уничтожать. А потом эти старички и дети спокойно стояли в очереди у полевой кухни, ели кашу и старались благодарить по-русски. Не буду долго говорить про эпизоды уличные боев, когда то мы оказывались на нижних этажах и немцы на верхних, то наоборот. В начале мая 1945 года Берлин был взят.

Как фраза «Гитлер капут!» убила немца

Мимо нас бесконечной колонной шли немцы. Каждый старался прицепить к одежде или головному убору хоть кусочек чего-то красного, в знак того, что он уже за мир. Как-то наши бойцы заметили в колонне очень крупного чином офицера в хромовых сапогах, и кто-то крикнул ему: «Гитлер капут!». Тот тут же упал в обморок. Его попытались поднять, но он уже не дышал. Не вынесла его душа роковую фразу.

Мы своим делом занимались – разминировали Бранденбургские ворота и готовились к параду Победы в Берлине. Но участвовать в нем не удалось. Меня и еще 20 молодых воинов отправили в Москву на учебу в военно-инженерное училище.

Иван Семенович решил немного отдохнуть от повествования, сбегал в дом и принес кипу фотографий. Цветных, черно-белых и совсем пожелтевших.

- Про эпизод в Подмосковье ты тоже слышал, но мне приятно его вспоминать. Капитан, который нас сопровождал, решил нас отпустить на недельку домой. Но только тех, кто живет поближе к Москве. До Молдовы далеко, так что меня отпустили вместе с моим товарищем Иваном Шиенко в село Радьковка Прохоровского района Курской области. Там мы совсем непрофессионально сыграли известный спектакль: я зашел в родителям Ивана, попросил курева, нас пригласили в дом, Иван корчил из себя незнакомца, молчал и ждал. Обманешь ли материнское сердце? Мать тут же его узнала… На второй день старики накрыли огромный стол, пригласили сельскую молодежь и, по обычаю, девушки столько навязали нам на шею рушников, что мы и подняться не могли, не то что танцевать.

А курсантом я не стал. Удалось отвертеться и поехать домой. А там в военкомате нашелся офицер, который решил, что мне еще послужить надо,  слишком  молод. И несколько месяцев я в должности командира хозвзвода охранял военное имущество в Бендерской крепости.

Это был Байконур

Потом наступил самый таинственный эпизод в моей военной биографии. В Кишиневе сформировался огромный военный эшелон, и прокатились мы по Уралу, через Омск, Томск и Свердловск до самого Казахстана. Пока нас не высадили на какой-то станции и не повезли на машинах в степь, где была бесконечная пустота и по ночам собачий холод.

На некоторое время про нас будто бы совсем забыли, еда кончилась, дошли до того, что находили на околицах кишлаков кагаты с замерзшей картошкой и ели. Потом стали приезжать колонны грузовиков с неизвестным нам грузом. Нам велели все стеречь и под строжайшим запретом охранять тайну  неизвестно чего. И только потом, уезжая, мы узнали, что участвовали в строительстве объекта огромной государственной важности. А что этот объект называется космодромом Байконур, до нас дошло только когда оттуда полетели в космос спутники, затем и люди слово «Байконур» каждый раз четко произносил  по радио знакомый нам с времен войны голос диктора Левитана.

- И долго вы там были?

- Очень долго. А по возвращении устроили нам обыск. Все лишнее забрали. Почему – непонятно. У меня отобрали кое-что из белья. Это можно понять, чтоб не был таким богатым. Но еще конфисковали любимую книжицу – роман «Анна Каренина». А мне та книжка была дорога, она там, в глухой степи, тосковать не давала. Может, я даже немного полюбил Анну, со всеми ее грехами.

Тоска по своему огороду

А дома ждала меня настоящая любовь. По имени Ирина. Мы с ней познакомились на курсах бухгалтеров. И не расставались более полувека. Работали оба рука об руку в нескольких колхозах, пока не остановились здесь, в селе Селиште Ниспоренского района. Подарила мне Ирина дочку Светлану  и сына Володю. Сын окончил Куйбышевское военное училище, работал военным врачом, руководил большим госпиталем в Новосибирске, где сейчас и живет. Дочь занимается информатикой, скоро поедет в Америку на какой-то большой конкурс. Уже во второй раз. Там, в США она встретится и со своим сыном, моим внуком Димой, у которого тоже успешная карьера. А я вот остался один, в этом доме, где мы провели с Иришей столько десятилетий. Считали и берегли колхозную копейку, пока не настали другие времена и все колхозное имущество растащили.

Попробовал я пожить у дочки в Кишиневе. Посидел пару недель у окна ее городской квартиры как у амбразуры, да и затосковал по своему огороду. Днем тружусь сколько могу, вечером посижу один на один с портретом Ирины Павловны, которой нет уже несколько лет, потом спокойно отдыхаю. А в пятницу, проходя с работы мимо почты, сосед Алеку забирает и приносит мне мои газеты. До воскресенья я их читаю. И не променяю ни на какой интернет.

Ион МАРДАРЬ