История

Весной 1950 года в молдавском селе Гиска произошла трагедия. Военрук взорвал в школе самодельную бомбу, чтобы отомстить учительнице, отвергнувшей его ухаживания. Помимо двух участников любовной драмы жертвами взрыва также стали 21 ученик и завуч школы. Информация о ЧП долгое время скрывалась. Лишь спустя полвека выжившие очевидцы заговорили о трагедии вслух, а в селе появился памятник погибшим. Но многие детали трагедии до сих пор оставались неизвестными. В рамках проекта «Незабытые истории» RT удалось пообщаться с очевидцами тех событий и получить доступ к архивным материалам, которые пролили свет на многие обстоятельства ЧП.

Трагедия в небольшом молдавском селе Гиска, расположенном в окрестностях приднестровского города Бендеры, произошла 4 апреля 1950 года. Педагог, преподававший в школе военную подготовку, устроил взрыв, в результате которого погибли 24 человека.

Все материалы о трагедии во времена СССР были засекречены. Лишь полвека спустя местные школьники и их учителя начали планомерно собирать информацию о тех событиях. Однако из-за почти полного отсутствия каких-либо документов вся история о взрыве в школе строилась на воспоминаниях немногочисленных очевидцев, доживших до 2000-х годов. При этом имя человека, по вине которого погибли учителя и дети, до сих пор оставалось неизвестным.

Спустя 71 год после теракта RT удалось узнать имя преступника и выяснить ряд ранее неизвестных подробностей трагедии.

Роман с последствиями

Осенью 1949 года в школе-семилетке небольшого села Гиска появился новый военрук, по совместительству работавший инструктором Бендерского районного отдела ДОСАРМ (так в те годы называлась одна из структур, позднее объединённых в ДОСААФ).

Высокий, представительный мужчина, отставной военный, познакомился с молодой симпатичной учительницей русского языка, литературы и французского Натальей Донич. Она была вдовой и воспитывала сына, учившегося в первом классе этой же школы.

Инструктор пригласил учительницу на свидание, у них завязались отношения.

По воспоминаниям очевидцев, в селе Наталью Донич все очень любили, а военрук, напротив, был молчалив, не слишком приветлив, но при этом очень самовлюблён. Роман инструктора и педагога какое-то время был вполне счастливым, они якобы даже собирались расписаться. Однако со временем военрук стал ревновать учительницу, начались ссоры. По версии сельчан, окончательно расстаться с ним Донич решила после того, как узнала, что у него есть жена и сын, которые живут в Казани.

Донич вместе с матерью и сыном переехала в дом местного жителя Петра Лищенко. Инструктор остался жить в Гиске. К этому времени он получил допуск для работы со взрывными устройствами и занимался разминированием сёл Бендерского района, на территории которого со времён войны осталось множество неразорвавшихся снарядов.

При этом он продолжал преследовать Донич и крайне настойчиво, в ультимативной форме добиваться от неё взаимности, быстро перейдя к угрозам.

За два дня до трагедии, в воскресенье, 2 апреля 1950 года, инструктор устроил у себя дома именины, причём, как позже выяснилось, фальшивые (на самом деле он родился летом). На импровизированный праздник он пригласил нескольких коллег, знакомых и соседей, а также Донич. Многие считают, что он планировал убить учительницу в этот день, но она не явилась. Глубокой ночью, когда многие гости уже разошлись, инструктор вместе с несколькими приятелями явился к дому, где на тот момент жила Донич, стучался к ней, шумел, но ему так и не открыли.

3 апреля застолье повторилось, правда, в более узком кругу: военрук вместе с коллегой и ещё одним человеком выпивал в компании двух девушек, а вечером также безуспешно пытался встретиться с возлюбленной.

Взрыв в школе

4 апреля рано утром инструктор отправился на квартиру к Донич, взяв с собой сумку с чем-то тяжёлым. Он считал, что учительница должна быть дома, но в только что начавшейся четвёртой четверти занятия у неё были не во вторую, а в первую смену. Безрезультатно обыскав весь дом, где в тот момент были только мать Донич и трое детей, инструктор направился в школу.

По дороге он зашёл на почту и бросил в почтовый ящик несколько писем. Это заметили, и после трагедии письма, оказавшиеся предсмертными, были изъяты. Их содержание, пусть и со слов на тот момент ещё школьников, в Гиске помнят хорошо.

Официальной жене он написал: «Прощай, дорогая Аня. Кончаю жизнь самоубийством. Причину ты знаешь. Передай привет сыну Толе». Оставил он послание и местным чиновникам: «Никого не обвиняйте в случившемся. 12 кг тола я взял на складе».

Когда шёл первый урок и Донич, сидя на подоконнике, что-то читала детям, бывший военный стремительно вошёл в класс с уже зажжённым фитилём, тянувшимся к взрывчатке. Он крикнул детям, чтобы они уходили, а сам, подойдя к ошеломлённой учительнице, схватил её, чтобы она не могла убежать. По воспоминаниям выживших детей, она лишь успела крикнуть: «Мамочка!».

Жители Гиски понимают, что единственной целью военрука была именно Донич и он не стремился убивать кого-то ещё. Но мощнейший взрыв прогремел всего через несколько секунд после его призыва бежать, когда часть пятиклассников просто не успела осознать, что происходит, и покинуть школу. Остальные ученики даже не подозревали, что происходит за стеной, поэтому оставались в своих классах.

В результате детонации 12 кг тротила одноэтажная школа была практически разрушена. В результате страшного взрыва погиб 21 ребёнок. Также погибли Донич, завуч школы Николай Данилов и сам террорист.

Десятки детей получили ранения. Больнее всего трагедия ударила по семье Федоренко, которая потеряла сразу троих детей: ученицы 4-го класса Аня и Клава погибли сразу, а пятиклассник Ваня умер от ран в тираспольской больнице.

«Маме сказали идти готовиться меня хоронить»

RT удалось побеседовать с одним из последних оставшихся в живых очевидцев страшной трагедии. Мелании Онуфриевой 83 года, а тогда ей было 12 и она училась в том самом классе, где вела урок Донич. Каким-то чудом она смогла уцелеть, хотя оказалась рядом с эпицентром взрыва. Не меньшим чудом кажется и то, что ей удалось выжить, несмотря на тяжелейшие травмы.

- Помню, что в то утро было тепло. Я немного опоздала на занятия, потому что по дороге у меня потекли чернила, и я запачкала фартук, оставила их под мостом и пошла дальше в школу.

Был урок литературы, Наталья Дмитриевна присела на подоконник у открытого окна и что-то рассказывала. Когда он забежал в наш класс с сумкой, в которой был тол, он крикнул: «Ребята, спасайтесь!» А я сидела на задней парте и добежала только до учительского стола, когда на меня упал потолок. И стол этот на меня упал, поэтому я живая осталась.

Всех детей уже нашли, а мой отец всё ходил, искал меня. Я была без сознания. Потом узнала, что священник наш ему говорил: «Серёжа, может, она опоздала или не пошла в школу?» А отец кричал, что он сам видел, как я пошла.

Когда меня откопали, я кричала: «Тятя, тятя, я тут, я тут!». Так меня отец со священником и спасли. К тому моменту уже не было транспорта, на чём меня можно было бы отвезти в больницу, все разъехались. И меня понесли в нашу сельскую больницу. У меня обгорела голова, сгорели все волосы, лицо, руки и ноги были переломаны и тоже обгорели. Там мне оказали помощь, помазали зелёнкой, обработали и потом уже отправили дальше, и до сентября я лежала в больнице в городе, вся в гипсе была.

Тогда все думали, что я не выживу. Когда мама пришла посмотреть на меня, ей сказали идти готовиться меня хоронить. Были очень хорошие врачи, но поначалу я была слепая. Глаза обгорели, но потом удалось восстановить. А слух наполовину потеряла.

Когда лежала в больнице, приводили студентов из Кишинёва смотреть на меня, стояли рядом и рассказывали им о моих травмах и повреждениях. Помню, одна из докторов, Корзикова, говорила им, что насчёт глаз она не уверена, а уши могут отойти - слух может восстановиться.

Врач эта же, помню, говорила: «Не вздумай влюбляться!». А я тогда лежала еле живая - какое там влюбляться. Говорила мне: «У тебя детей не будет, потому что всё там повреждено». Но Бог распорядился иначе - и муж был, золотой человек, и троих детей родила.

В больнице меня мои же соученики, которые там лежали, кротом называли, потому что вся целиком была чёрная и густо обмазана зелёнкой. Когда по ней стучали, то был стук, как будто по дереву. А под ней отрастала новая кожа. А я ответить им не могла, в тот момент меня даже кормили через трубочку. Уже после больницы в школе одноклассники меня Гоголем называли, потому что волосы долго отрастали и я их так набок зачёсывала.

Всем запретили про это говорить. Это было «сверху» такое решение. Председатель райисполкома уговаривал отца: мы её, мол, не обидим с учёбой, работой, вы только пишите везде, что она такой была с рождения, а не пострадала в результате взрыва.

Школу я кое-как окончила, и мне действительно помогли. Дали работу счетовода в одном из наших колхозов, потом в виде исключения дали паспорт. Мои родители - колхозники, у них ведь даже паспортов не было. Потом были курсы бухгалтеров, техникум - всё заочно. Что отцу было жаловаться куда-то? Я же вышла в люди.

«Меня в школе просто ненавидели»

Валентина Бойко в момент взрыва была дома. Именно у её дедушки Петра Лищенко Наталья Донич с сыном и мамой снимали жилплощадь. Она хорошо запомнила то утро, когда инструктор заявился к ним домой в поисках учительницы.

- В 1950 году мне было девять лет, я училась в одном классе с сыном Натальи Дмитриевны Донич, звали его Миша. В тот день мы все учились во вторую смену, поэтому в момент взрыва я была дома.

Я, сын Натальи Дмитриевны и мой двоюродный брат (тоже Миша) делали уроки, а её мама, бабушка Настя, жарила оладушки нам. И тут приходит он, спрашивает: «Где Наточка?».

Мы все так на него посмотрели... Помню, он был высокий, худощавый. Пальто чёрное, фуражка и зелёные брюки галифе. Бабушка ответила, что она на работе. Он удивился: «Как на работе? Она должна быть дома». Пошёл везде по чердакам, хозпостройкам её искать, проверять, не прячется ли. А бабушка, пока он ходил, взяла его кирзовую сумку, приподняла её и говорит: «Ого, что это тут такое тяжёлое».

Потом, когда он вернулся, она уже его спросила про сумку. Я хорошо помню его ответ. Он сказал: «Это для Наточки подарок».

Если бы она тогда была дома, я не сомневаюсь, что он бы взорвал бомбу прямо у нас, у дедушки во дворе. Он уже решил её убить. И он пошёл в школу, где прогремел взрыв. Все повыбегали на улицу, взрослые тогда работали в поле и побежали к школе прямо с лопатами и вилами в руках. Моя бабушка Варя и бабушка Настя нас тогда не пустили туда.

Если бы в первую смену учились мы, то жертв было бы ещё больше - первоклассники все бы погибли. После трагедии её сын вместе с бабушкой и гробом с Натальей Дмитриевной уехали в Тирасполь, там её и похоронили. Мишу я больше никогда не видела.

Я помню, что звали его Володя, а сам он был татарином. Дядя мой говорил учительнице: «Наташа, бросай ты этого татарина, он тебя убьёт». С ним самим я почти не общалась. Он занимался разминированием территории. Помню, у нас в селе стоял немецкий танк, полный снарядов, и он его тоже разминировал. А учительница была добрая, очень любила детей, с удовольствием занималась у нас дома дополнительно по вечерам с отстающими.

Несмотря на то что физически Валентина Бойко от взрыва не пострадала, после трагедии другие дети устроили ей настоящую травлю.

«Мне тяжело про это говорить, но потом меня в школе просто ненавидели, как будто это я была виновата в случившемся. Толкали, дразнились, мол, лучше бы он там, во дворе бомбу взорвал, и школа была бы цела. То, что погибли дети, а не мы, в этом я была для них виновата», - рассказала она RT.

Конец забвения

Так как предавать огласке это событие было строжайше запрещено, информация о трагедии практически не вышла за пределы села. Да и в самой Гиске о ней постепенно стали забывать, а новые поколения и вовсе ничего не знали о случившемся. Нынешний директор сельской школы Раиса Макаренко рассказала RT, что узнала о взрыве в родном селе лишь в 80-х годах, на самом первом занятии в тираспольском пединституте. Когда преподаватель попросил новых студентов рассказать, из каких они населённых пунктов, и молодая студентка ответила, что она из Гиски. После этого он вкратце рассказал ей о давнем происшествии.

Замдиректора школы по воспитательной работе, руководитель кружка «Активисты школьного музея» Светлана Бакуменко рассказала RT, как в середине 2000-х годов начиналась работа по восстановлению памяти о давней трагедии.

- Об этой истории в 2004 году впервые рассказал непосредственный свидетель этих событий Илья Сухович, который тогда учился в 7-м классе. Мы пригласили его на вечер встречи выпускников разных лет, он пришёл, рассказывал про события 1950 года, и мне это стало интересно. Я потом отдельно к нему сходила, мы составили список погибших и список оставшихся в живых, и потом уже я по цепочке ходила ко всем, собирала воспоминания.

Эта работа началась где-то в 2005 году, как раз после трагических событий в Беслане. Я помню, что, когда мы после сбора большого количества материала, защищали наш поисковый проект на конкурсе, там надо было как-то показать актуальность нашей идеи, и мы провели параллели с этой трагедией: там погибли дети и у нас погибли дети. И я хорошо помню, что это сравнение жюри очень не понравилось.

Я житель села, люди знают моих родителей, и со мной они разговаривали. Когда я привлекала к этой работе детей и посылала их собирать рассказы, с ними не разговаривали. Когда приходил ребёнок и говорил: расскажите, какой там был взрыв, это людей как-то напрягало внутренне. Тема слишком щепетильная, поэтому всю информацию приходилось собирать самой.

Сухович нам очень помог с поиском материалов, но, хотя был вхож в архивы, так и не смог найти никакой информации о человеке, который устроил взрыв. Как будто история его окончательно вычеркнула из памяти людей. Есть только версии, что его звали то ли Владимир, то ли Николай. Судя по его поведению, мне кажется, он был психически нездоров, хотя, конечно, никто даже предположить не мог, что он решится на такое. Из-за того, что прошло столько лет, многие детали тех событий оказались позабыты, в том числе и имя этого человека.

Десятилетия о трагедии нигде и никто не говорил. Об этом было приказано молчать. Не было ни одной публикации, всё держалось в тайне от людей. В такой атмосфере даже подписку о неразглашении брать не надо было - все понимали, что говорить о таком вслух не стоит.

У нас в селе было несколько школ с трагической участью. Ту школу в 1950 году взорвали. Другая школа в 1992 году была сожжена дотла во время боевых действий в ходе приднестровского конфликта.

После того как память о взрыве была восстановлена, у жителей возникла идея поставить памятник погибшим. В селе был организован сбор средств, но воплотить изначальную задумку из-за их нехватки не удалось. Тем не менее в 2007 году недалеко от места, где стояла школа, был открыт небольшой памятник, на котором увековечены имена жертв взрыва. С тех пор каждый год 4 апреля к нему приходят с цветами местные жители, чтобы почтить память погибших.

Тайное становится явным

Изучая имеющуюся информацию о трагедии, RT попытался восполнить недостаток достоверных фактов о теракте и, в частности, попробовал узнать имя человека, взорвавшего школу. В архивах непризнанной ПМР найти каких-либо упоминаний о трагедии с ходу не удалось.

Изыскания в Кишинёве оказались более плодотворными. Молдавский военный историк Алексей Русанов по просьбе RT посетил архив общественно-политических организаций Республики Молдова, где хранится большой объём различных материалов времён советской Молдавии.

Алексей смог обнаружить там уникальный документ под названием «Материалы комиссии ЦК КП(б) Молдавии по делу взрыва в школе и гибели детей в селе Гиска Бендерского района 4 апреля 1950 года».

В этой 226-страничной папке, которую, судя по всему, более полувека никто даже не открывал, оказались самые разные сведения, собранные партийным руководством республики сразу после взрыва. RT удалось ознакомиться с этими материалами и выяснить многие ранее никому в селе неизвестные факты об этой трагедии.

На сегодняшний момент это единственный доступный для исследования документ, в котором подробно и всесторонне изучаются обстоятельства страшной трагедии. По словам Алексея, часть материалов, собранных на месте ЧП министерством госбезопасности (МГБ), до сих пор хранятся в другом кишинёвском архиве, но для ознакомления их не выдают в связи с формальным наличием грифа секретности - в них есть оперативные разработки и показания агентуры.

Тем не менее новые материалы позволяют узнать много нового о первом теракте в СССР с участием детей. Начинается документ с подробного допроса членами специальной комиссии, состоящей из партийного руководства Молдавии, начальника Бендерского горотдела МГБ Исаева.

Доложив комиссии всё, что известно непосредственно про сам взрыв и про количество погибших, он, например, так описывает то, что творилось вокруг школы сразу после ЧП (орфография сохранена):

«Обстановка к моменту прибытия на место: уже сбежался народ, настроение у населения ужасное, родственники, матери, сёстры, близкие - все искали трупы и вообще была невообразимая толкучка на месте. Для того, чтобы не получалось такой большой давки, чтобы не получилось худшего настроения среди населения, было решено трупы детей, которые были обнаружены, не задерживать, а подводы, которые оказались с сеном, соломой, туда направили к месту происшествия и эти трупы складывали и направляли по домам, тем самым создали меньшую толкотню, создавалась соответствующая разрядка».

В материалах комиссии содержатся подробные показания свидетелей взрыва, в том числе выживших детей, ближайших знакомых и коллег учительницы и её бывшего сожителя, досконально разбираются подробности их биографии и недолгого романа, однако больше всего партийных начальников интересовало, как инструктор ДОСАРМ смог раздобыть взрывчатку. Разбирательству вокруг этого факта посвящена большая часть всех материалов.

Указано в деле и имя отвергнутого военрука, решившегося на безумный поступок, — спустя 70 лет после взрыва его можно назвать достоверно и полностью.

Владимир Георгиевич Татарников родился в 1920 году в Тулуне (Иркутская область). Рос в детдоме, служил в Кызыле (Тыва), был офицером запаса. Комиссия установила, что в 1948 году его выгнали из партии за некий проступок в Ташкенте, где он, с его рассказа коллегам, работал в пожарной охране. В Молдавию он прибыл осенью 1949 года.

В Бендерах он пришёл в районо в поисках работы, где 15 сентября и познакомился с зашедшим туда начальником районного отдела ДОСАРМ Седенко, который успел рассказать Татарникову, что, возможно, будут набирать минёров. Так никуда и не устроившись, Татарников в октябре пришёл к Седенко и был принят на работу.

Согласно материалам комиссии, у Татарникова были жена и сын Георгий, проживавшие в Куйбышеве, а не в Казани, как считали жители села. Вопреки общепринятой версии, что учительница рассталась с ним из-за того, что он скрыл тот факт, что женат, к моменту знакомства с Донич он уже был разведён, так что причиной разрыва был не его семейный статус. 

Кроме того, выяснилось, что сама Донич не была вдовой. До приезда в Молдавию именно она, а не семья Татарникова, проживала в Казани. Комиссия установила: её муж был на фронте, но по каким-то причинам между ними в письмах произошла размолвка. Донич уехала в Тирасполь к родным, и в итоге брак распался, бывший муж платил ей алименты. По всей видимости, она решила сказать маленькому сыну, а заодно и окружающим, что муж погиб на войне.

Суммируя показания знакомых, основной причиной расставания между Донич и Татарниковым можно назвать его неадекватное поведение и угрозы, возникшие на почве сильной ревности. Учительница боялась сожителя, который несколько раз угрожал ей топором, хотя непосредственного насилия к ней, судя по материалам, не применял. Уже после того, как она разорвала отношения и переехала в другой дом, преследование и угрозы со стороны ухажёра не прекратились.

Несмотря на то что Донич делилась с коллегами своими проблемами и в школе знали об угрозах и преследованиях со стороны Татарникова, никаких последствий для него это не имело — оправдываясь перед высокими партийными начальниками, чиновники из Бендер все как один заверяли, что о преследовании учительницы они ничего не знали. И действительно, после очередного происшествия с сожителем, когда она, проснувшись ночью, увидела его с топором в руках, Донич написала письмо в районо, где обрисовала ситуацию и просила о помощи. Но по каким-то причинам она так его и не отправила, записку нашли в её вещах после взрыва.

В ходе довольно детального партийного разбирательства, продлившегося около недели, основными виновниками случившегося были признаны сотрудники республиканской ДОСАРМ.

В вину им поставили принятие решения о самостоятельном, в обход действующего порядка, проведении минно-взрывных работ по обезвреживанию найденных боеприпасов. Руководитель организации Пьерсанже-Петров в итоге лишился должности и был исключён из партии. Начальник Бендерского райотдела ДОСАРМ Седенко, который принимал на работу Татарникова и фактически допустил ситуацию, при которой он смог беспрепятственно завладеть тротилом, был арестован и привлечён к уголовной ответственности.

Комиссия выявила грубейшие нарушения в части порядка выдачи и хранения взрывчатых веществ, которые выдавались без надлежаще оформленных документов и хранились как попало, часто прямо в рабочих кабинетах сотрудников ДОСАРМ. Все опрошенные комиссией должностные лица и чиновники изо всех сил пытались выгородить себя и свои ведомства, стараясь переложить ответственность на кого-то другого. В частности, начальник ДОСАРМ Пьерсанже-Петров ссылался на то, что не мог спокойно наблюдать, как люди страдают от регулярных подрывов, и стремился как можно скорее провести разминирование.

Серьёзные претензии руководство Молдавии предъявило и представителям Одесского военного округа, которые должны были заниматься разминированием территории Молдавии и которые фактически перепоручили эту работу сотрудникам ДОСАРМ. От военных потребовали значительно ускорить процесс разминирования республики, на тот момент ещё густо усеянной неразорвавшимися снарядами времён войны.

Примечательно, что среди членов специальной комиссии был будущий генсек ЦК КПСС Константин Черненко, а на итоговом заседании местного ЦК по поводу взрыва присутствовал и Николай Щёлоков - будущий «всесильный министр», глава МВД СССР. Оба они своей дальнейшей блестящей карьерой обязаны будущему генсеку Леониду Брежневу, который официально возглавит советскую Молдавию летом 1950 года, а затем возьмёт их с собой на повышение в Москву.

При этом связи между взрывом в Гиске и назначением Брежнева в Молдавию, ставшим во многом переломным для его карьеры, которая после этого пошла в гору, не усматривается. Он был назначен в республику по протекции Никиты Хрущёва — главным образом для того, чтобы побыстрее поднять местное сельское хозяйство.

Источник: Russian.rt.com

На фото:

Апрель 1950 года. Похороны погибших при взрыве школы.

Коллектив педагогов школы села Гиска. Наталья Донич вторая слева в верхнем ряду. Из архива музея школы

Чернильница из взорванной школы.

Мелания Онуфриева.

Илья Сухович.

Монумент в селе Гиска, воздвигнутый в 2007 году в память о погибших при взрыве школы.

Материалы, собранные специальной комиссией в ходе расследования обстоятельств взрыва в школе.

Учителя школы села Гиска. Наталья Донич третья слева во втором ряду.