История

11 апреля 1945 года открылись ворота концлагеря Бухенвальд, чтобы выпустить на волю десятки тысяч узников. Вслед за ними открылись ворота и других концлагерей. Но многие бывшие узники так и ушли на тот свет, не дождавшись реабилитации, с клеймом «врагов народа». Их исключили из жизни общества, они не могли ни получить высшее образование, ни устроиться на хорошую работу, ни вступить в партию, ни выехать за границу. Чтобы избежать унижений и дискриминации, они вынуждены были скрывать правду о себе правду. Десятилетиями в Кишиневе на одной лестничной площадке в пятиэтажке неподалеку от Дома печати жили два бывших малолетних узника фашистских концлагерей, и ни один из них не знал друг о друге, пока однажды они не встретились в республиканском отделении фонда взаимопонимания и примирения.

Непогашенные долги

В конце 80-х на защиту пострадавших от фашистов детей встал известный писатель Альберт Лиханов, создавший советский Детский фонд. Фонд учредил союз бывших малолетних узников фашистских концлагерей, единственный съезд которого состоялся в июне 1988 года. На него съехались 800 делегатов из всех уголков бывшего Союза.

Парадокс той встречи заключался в том, что об искуплении вины за трагедию оборвавшихся в нацистских концлагерях ребячьих жизней, за кошмар исковерканных и изломанных судеб, за постыдное, более чем 45-летнее замалчивание случившегося на государственном уровне говорили не представители власти. Со словами покаяния выступал председатель советского Детского фонда Альберт Лиханов, взявший на себя обязанность назвать вещи своими именами и попросить прощения у сидевших в зале седых взрослых «детей». «И хотя вы уже не дети, Детский фонд считает своим долгом представлять и защищать ваши интересы, – говорил он. - Мы убеждены в главном: долги должны быть погашены».

Однако обращение, принятое съездом, осталось без внимания.

«Воронинское» пособие

Возвращение интереса к этой теме в Молдове связано с приходом в парламент в 1998 году первой группы коммунистов в составе 40 человек. Депутат Юрий Еремин, к которому обратилась группа кишиневцев с просьбой содействовать в назначении пособий бывшим малолетним узникам концлагерей, разработал проект закона. На фракции его одобрили, но принять не смогли – не хватило голосов. Закон приняло коммунистическое большинство в парламенте ХIV созыва. 

Пособие, которое приравнивало узников к ветеранам войны, прозвали «воронинским». Эти 200 лей (позже добавили еще 100) значили многое: это был первый официальный документ после сталинского приказа №270 от 16 августа 1941 года, которым власть показала, что к ним, попранным в гражданских правах, она относится также, как и к другим членам общества. Жаль, что произошло это слишком поздно. Сегодня это пособие получают всего несколько десятков
человек.                                                                                                                                                   

«Памятников не надо. Надо спасать живых...».

В моем архиве хранятся воспоминания десятков земляков, прошедших через ужасы фашистских концлагерей. Наиболее запоминающееся - интервью с жительницей Кишинева, теперь уже покойной, Валентиной Александровной Дугановой, взятое мною в нулевые годы. Словно мозаику, по фрагментам, на протяжении шести десятилетий склеивала свою биографию Валентина, 12-летним ребенком угнанная в Германию из Одесской области.

Стремление узнать скрытую от всех правду привело ее сначала в городскую ассоциацию узников сталинских и концентрационных лагерей, где она вела работу с этой категорией граждан, затем, с началом выплат немецких компенсаций, - в республиканский фонд взаимопонимания и примирения, где она участвовала в подготовке документов для отправки в Германию.

С открытием архивов КГБ, которые начали выдавать справки бывшим узникам, Валентина Александровна получила доступ к уникальным материалам военных лет. Перед ней приоткрылись десятки судеб ее земляков. С трибуны прошедшего в Киеве съезда малолетних узников концлагерей делегат от Молдовы призвала: «Памятников не надо. Надо спасать живых...».

Этим и занялась она в тяжелые годы постсоветского безвременья, когда немощные и одинокие бывшие малолетние узники концлагерей побирались по мусоркам и просили милостыню. Она пыталась обратить на них внимание власти, делилась деньгами, вещами, а если кто-то из них умирал, объединяла соседей, чтобы достойно похоронить человека.

Компенсации, зашитые в подушку

При содействии Дугановой, обладающей феноменальной памятью, благодаря ее знанию украинского и немецкого языков, благодаря ее настойчивости десятки бывших узников получили помощь от Германии. Но слишком поздно она пришла. У кого-то деньги забрали родственники или обманным путем выманили мошенники, кого-то подвела память – когда человека не стало, купюры нашли зашитыми в подушку. И уже совсем страшный случай: пенсионерку, бывшую узницу, нашли расчлененной в мусорном баке: племянник позарился на деньги, заработанные на крови.

Почему германское правительство так поздно направило постсоветским республикам эти компенсации? Ведь после войны десятки тысяч бывших заключенных из других стран их получили?  Виной тому сталинский приказ №270: замученных в концлагерях малолетних страдальцев приравняли к предателям Родины. И Родина ответила Германии: спасибо, не надо помощи, о своих мы позаботимся сами.

Поезд ехал без остановок

Валентина Дуганова около полутора лет провела в концлагерях. Дважды побывала в Треблинке, а также в Равенсбрюке (филиал в Нойенгамме) и в лагере Берген-Бельзен. Все три - лагеря смерти. Работала на военном заводе и на рыбном производстве в Германии. Специалисты определили, что в условиях концлагеря человек способен был выжить до девяти месяцев. Дуганова превысила предел человеческих возможностей. 

«Я была крепкая дивчина, - делилась воспоминаниями Валентина Александровна. - На прополку свеклы в колхоз отправлялась за два километра от дома и норму делала за всю семью. Отец был на фронте, мама – учительница. А в 1943 году Украину оккупировали немцы, меня отправили в Германию: прибавили два года и посадили в вагон».

Это были поезда смерти, а дорога в Треблинку - дорога в ад. 20 суток в товарном поезде при усиленной охране, без воды и без еды, без воздуха - люди были набиты в вагоны по 150-160 человек. Умирали сотнями. В воздухе стоял смрад от кровавых человеческих экскрементов (свирепствовал тиф) и разлагавшихся трупов, которые не убирали, потому что поезд ехал без остановок. Люди проламывали доски в полу и гибли на рельсах. Те, кто смог подавить в себе человеческий инстинкт, отрезали от еще теплых останков.

«Сама не понимаю, как удалось мне выжить, - недоумевала Валентина Александровна. - Порой думаю: может все это мне приснилось? В вагоне я оказалась задвинутой к оконному проему, где был воздух, и сохранила способность соображать. Когда сидевший рядом мужчина  украдкой протянул мне кусочек чего-то теплого, я чуть не лишилась чувств.

На перроне маме удалось сунуть мне в руки три хлебца. Я не притронулась к ним: они пропитались зловонной жижей». 

Дорога в небо

«Наш поезд остановился в Польше, неподалеку от Треблинки у местечка Ченстохов, - вспоминала Дуганова. - Там нас отсортировали, пересадили в крытые машины с черепом на борту и надписью «Осторожно, тиф!». Предстояло пройти «санитарную обработку». Какой-то немец полюбопытствовал у шофера: «Куда везете?». Тот указал пальцем в небо. Но тогда я еще мало понимала, что происходит.

В лагере нас заставили раздеться донага, обрили наголо, выдали по кусочку мыла. Оно было какое-то ненастоящее, словно дощатый брусок. Я не знала, что мы ждали своей очереди в газовую камеру. Девушка, стоявшая впереди, заглянула в дверную щель и испугалась: «Ой, лышечко, дэ ж тут вода?». От людей до последнего мгновения скрывали, что их ожидает смерть. Но мне повезло: для работы по дому меня отобрал один немец».

Самым страшным палачом был надзиратель Менц. Его она увидела, когда во второй раз попала в Треблинку: «Это был отъявленный  мерзавец. Свирепствовал он ужасно. У него была согнутая в дугу фигура, раскачивающаяся походка. Посреди лагеря стоял забор, за ним строение с красным крестом. Здесь всегда громко звучала музыка - чтобы не было слышно криков тех, кого убивали».

Из Треблинки – в Берген Бельзен

Пути из Треблинки обратно не было. Как Дугановой удалось спастись?

«Я работала в помощницах у седой моложавой немки, - рассказывала она. - Мы переносили конфискованные у евреев вещи из бараков в вагоны, которые отправлялись в Германию. Евреям говорили: возьмите с собой только самое ценное, и вы уедете. На самом деле никакого поезда не было. Их увозили туда, откуда они не возвращались. Немка договорилась с одним водителем – я видела, как она передала ему свои часы, – чтобы он вывез меня из лагеря в пустом чане из-под воды. Потом меня впихнули в вагон с холщовыми мешками, набитыми волосами, который ехал из Освенцима. Так я добралась до Гамбурга. На вокзале началась бомбежка, я заметалась, меня заметил патруль. Я притворилась контуженной, и меня отправили в другой концлагерь, возле Гамбурга. Счастье, что не в Треблинку».

«Я вытащила счастливый билет»

В лагерях велись опыты над людьми: «Нам постоянно что-то кололи. И брали кровь. У тех, кто пережил концлагеря, редко рождались дети. А если и рождались, то инвалиды. Мой сын до двух лет был незрячим. Спасибо детскому доктору Наталье Георгиу, она вылечила. Я вытащила в жизни счастливый билет. Мне 80 лет, я не знаю, сколько еще господь мне отпустит. Будет непростительно, если все, что пережила, я унесу с собой».

Как после этого можно было относиться к немцам? «Дети не несут вину за отцов, - говорила Дуганова. - Более того: они раскаиваются и просят у нас прощения. Я считаю, нам всем нужно активнее бороться за мир. Простые люди могут очень многое. Однажды в Лейпциге марш коричневых не состоялся только из-за того, что жители города заполнили все улицы, по которым он должен был пройти. И неонацисты потерпели поражение».

Мария БУИНЧУК