Здоровье

  Журналист и писатель Маша Гессен написала книгу о своей борьбе с раком груди «Blood Matters», которая вышла в США в 2008 году. Отрывок из нее опубликовала «Российская газета».   30 января 2004 года я сидела в кафе в американском городе Кембридже, что под Бостоном, когда вдруг зазвонил телефон и генетический консультант сообщил, что у меня обнаружена мутация, которая, вероятнее всего, меня убьет. Эта мутация находится в гене под названием BRCA1. У меня в этом гене не хватает 187-го аллеля, и из-за этого ген не может выполнять своей предполагаемой функции, а именно останавливать бесконтрольное размножение клеток ткани молочной железы, которое при наличии мутации начинается рано или поздно в 87 процентах случаев, развивается быстро и заканчивается смертью. Моя мама умерла в 49 лет. Ее тетя - в 52. Мне в 2004 году было 37. В тот день меня автоматически записали в пациенты знаменитого бостонского ракового центра. Мне выдали членскую карточку, которая давала право на бесплатную парковку и неограниченное количество сочувственных взглядов. Мне надо было ходить на проверку к онкологу каждые три месяца, на маммографию - каждые полгода, на МРТ - тоже каждые полгода. Всякий раз обнаруживалось уплотнение, которое надо было рассмотреть поближе, взять образец, получить гистологию… Врачи, сестры и даже парковщики при виде моей пластмассовой  карточки смотрели на меня полными скорби глазами. То, что никакого рака у меня не было, на их отношение не влияло. «Мы просто еще не обнаружили ваш рак», - объяснила врач. Раковым больным удаляют опухоль, часто - весь пораженный орган. То, что опухоль в моем случае еще не была обнаружена, по сути ничего не меняло: убрать предлагалось орган. Операция эта называется «превентивная мастэктомия», и она становится все более и более распространенной в США, Израиле и других странах, где развивается генетическая медицина. Идея показалась мне безумной, у меня был грудной ребенок. На все мои возражения врачи ракового корпуса отвечали: если я хочу вырастить этого ребенка, пора перестать пускать слюни. Онкологи рассказали мне, что генетические раки бывают особенно агрессивны. Психолог сказала, что грудь - один из главных компонентов женственности, но человек удивительно быстро привыкает к любому увечью.   …Я ложилась на хирургический стол в годовщину маминой смерти… Пока я сплю, мой маммолог, обаятельная молодая женщина с ласковыми повадками коммивояжера со Среднего Запада, срежет мне соски и сделает под мышками два разреза, через которые извлечет все ткани груди. В это время первый пластический хирург вскроет мне живот и соберет там всю жировую ткань, которой потом заполнит то место под кожей, где раньше была моя грудь. Второй найдет в моих мышцах сосуды и выведет их выше, чтобы снабжать кровью пересаженные жировые ткани. Я проснусь с маленькой грудью без сосков, которая будет казаться настоящей на вид и на ощупь, хотя сама я ее, скорее всего, никогда не почувствую. Через несколько месяцев мне смогут вылепить и вытатуировать декоративные соски, которые будут выглядеть почти как настоящие. В истории с сосками я показала себя трусихой. Американские хирурги обычно настаивают на их удалении: соски нельзя очистить от внутренних тканей так же тщательно, как более толстую кожу «карманов». Некоторые маммологи проводят, несмотря на это, так называемую подкожную мастэктомию, при которой сохраняются и соски, и чувствительность груди. Но мастэктомия менее эффективна, чем простая. Я знала, что начну бояться и ненавидеть свои соски так же, как за год маммограмм и биопсий привыкла бояться и ненавидеть. Я решилась пожертвовать сосками. Операция длилась 13,5 часов. Я пришла в себя в послеоперационном блоке - помещении вполовину футбольного поля. Все тут было временным: и кровати, которые закатывались из операционных, и тела в них, склеенные и зашитые на живую нить; передвижные мониторы, рентген-аппараты на колесиках и переносные ширмы. Я провела ночь, выныривая ненадолго из наркотической тьмы… Дважды медсестра будила меня окриком «Дышать не забываем!». Видимо, я забывала.   К утру наркоз почти отпустил, и я смогла оглядеться. Наискосок от меня поставили каталку с мужчиной за 50, который, едва очнувшись, принялся строить мне глазки. Потом подошла медсестра, и он начал клеиться к ней. А потом он заметил, что у него нет правой ноги. Опыт родов и посещения знакомых в американских больницах показал мне, что медперсонал оценивает пациентов только по тому, как они переносят страдания. Так уж вышло, что у меня довольно высокий болевой порог и я очень чувствительна к болеутоляющим. Миллиграмм морфия надолго отправляет меня в забытье. Эти качества - залог моей бешеной популярности среди медсестер. Вот и теперь я легко вжилась в роль сильной женщины, терпеливой и немногословной: надела наушники, поставила диск, нажатием на кнопку впрыснула себе в вену еще миллиграмм морфия и погрузилась в отчаяние. Так я провела неделю. Кое-что в моих расчетах оказалось совсем неправильным. До операции я спрашивала доктора, можно ли сравнить восстановление после мастэктомии с тем, что было со мной после кесарева сечения. Она сказала - вполне. Роды дались мне большой кровью: 56 часов схваток, а потом срочная операция. Я помнила, как больно было в первые дни, но помнила и то, каким простым, даже автоматическим было выздоровление. Я думала, что так будет и теперь. Как же я ошибалась! На этот раз я очнулась в чужом теле, а не в измученном своем, как после кесарева. Весь перед моего туловища был разрезан, перекроен и невероятно уязвим. В самом верху грудной клетки фломастером (влагоустойчивым, как выяснилось позже в душе) было выведено: «Не давить!». В этом месте микрохирург соединил два сосуда. Ниже виднелась моя так называемая грудь: два небольших, черных от кровоподтеков бугорка. Каждый час медсестра проверяла, не отмерли ли они: пробовала руками их температуру и измеряла поток крови с помощью прибора на основе эффекта Допплера. Еще ниже были все остальные части меня: измученные, окровавленные, полностью онемевшие. Четыре пластиковые трубки с резиновыми грушами на концах были приделаны у меня под мышками и на животе - по ним стекала лишняя жидкость. Моя врач уговорила меня взглянуть на весь этот ужас. Глядя вниз, я не могла выпустить ее руку. Я потом больше недели не могла себя заставить глянуть в ту сторону. Каждое утро я просыпалась в черной тоске. Что я натворила? Физически я чувствовала, что никогда не буду прежней. Психологически я испытывала отвращение к самой себе. Все это было совсем не похоже на время после родов. Мое тело не восстанавливалось. Оно сжималось от ужаса. Я делала все, что положено покладистому больному. День 2-й - я встала. День 3-й - прошлась по коридору. День 4-й- меня выписали. Но подготовка к душу отнимала у меня часы, я боялась себя и могла принимать душ только с зажмуренными глазами. Три из четырех трубок врач удалил спустя неделю. Я начала делать гимнастику, чтобы научиться как следует двигать руками. Я вернулась к работе. Пришли результаты анализа тканей, на несколько дней позже, чем должны были. Я уже начала нервничать: сказались мои беседы с женщинами, которые думали, что ложатся на профилактическую мастэктомию, а потом у них находили опухоли, и приходилось делать химию. С другой стороны, я втайне надеялась, что у меня найдут совсем микроскопическую опухоль, рак на ранней стадии, не затронувший пока другие ткани. Такой, чтобы и химиотерапии было не нужно, но и чувство, что все было не зря, тоже появилось. Мне не повезло: все было чисто. Спустя несколько дней я пошла по магазинам: из-за шрама внизу живота я теперь долго буду носить только брюки, которые сидят на бедрах. Последняя трубка продержалась недели две. Я села за руль и поехала в гости к подруге… На прощание мне пришлось попросить ее мужа отогнать мою машину на дорогу: я по-прежнему не могла оборачиваться, чтобы дать задний ход. Но по дороге назад я почувствовала восхищение своим телом, которое каким-то образом преодолело все и так скоро было готово служить мне вновь. Когда я приехала домой, я наконец-то взглянула на себя. Кое-где я все еще была желто-черной, и многие дюймы швов были по-прежнему красными и припухшими. Но со всеми своими кровоподтеками и синяками мое тело выглядело не так уж плохо. Мне понравились маленькая грудь и поджарый живот. Они были мне незнакомы, но я могла со временем научиться с такими жить. Спереди я по-прежнему была будто свинцовой - онемевшей и, как мне казалось, твердой. Каждое прикосновение вызывало неприятное ощущение, будто меня кололи крошечными булавками. Очевидно, пройдет еще немало времени, прежде чем я научусь радоваться чужим прикосновениям. Я была как будто закована в броню, и в тот момент мне это показалось в чем-то правильным. На следующий день я оделась во все новое и подошла к зеркалу: до смешного низко сидящие джинсы и майка, натянутая на сверхъестественно плоском животе и маленькой, не нуждающейся в лифчике груди. Все это было похоже на тело девочки-подростка, к которому сверху приставили лицо 38-летней женщины. Пожалуй, в какой-то мере замысел в этом и заключался. Я засмеялась. ЛИЦОМ К СЕБЕ: ТЕХНИКА САМООБСЛЕДОВАНИЯ МОЛОЧНЫХ ЖЕЛЕЗ Каждая женщина в целях сохранения здоровья должна уметь проводить ежемесячное самообследование молочных желез. Чем раньше вы начнете это делать, тем лучше. Обследование проводится на 7–10-й день менструального цикла. Женщина в постменопаузе может выбрать любой день месяца.

Встаньте перед большим зеркалом, расправьте плечи и внимательно осмотрите обнаженную грудь:

* не изменилась ли форма молочных желез?
* как выглядит кожа – нет ли покраснения, шелушения, высыпаний?
* умеренно нажмите на сосок – нет ли выделений?
* не втянут ли сосок, нет ли на нем шелушения, выбухания, корочек, мокнутия?

Положите руки на пояс, затем заведите ладони за затылок, опустите руки вдоль тела. Контуры груди не вызывают вопросов во всех трех положениях, нет ли втяжения кожи или ее выпячивания?

Лягте на спину, подложив под левую лопатку небольшую подушку. Исследование проводится в трех положениях: левая рука вверху за головой, рука в сторону, рука вдоль тела. Правой рукой осторожно прощупайте железу по спирали – от соска к периферии. То же самое, переложив подушку под правую лопатку, проделайте с правой грудью. Настороженность должны вызывать любые уплотнения, узелки в толще железы или под кожей. Затем обследуйте область подмышек – нет ли увеличения подмышечных лимфатических узлов?

То, что методика самообследования сложна, вам покажется только в первый раз. Привыкнув делать это регулярно, вы будете знать собственную грудь вдоль и поперек, поэтому любое подозрительное изменение не ускользнет от вашего внимания, и вы успеете вовремя обратиться к специалисту для дополнительного обследования. 

Симптомы, при которых следует немедленно посетить маммолога:

* симптом площадки: кожа над опухолью уплощается, так как подкожная жировая клетчатка как бы «подтягивается» к опухоли;

* симптом втяжения кожи (та же причина);

* симптом «лимонной корки»: кожа становится пористой, отечной;

* деформация молочной железы;

* втяжение соска;

* покраснение кожи молочной железы;

* появление язв на коже груди;

* увеличение одной молочной железы за счет отека;

* кровянистые или любые другие выделения из соска, пачкающие нижнее белье или появляющиеся при незначительном надавливании.