Общество

Зона, или Как фестиваль совместили со встречей

25.07.2012
{Зона, или Как фестиваль совместили со встречей} Молдавские Ведомости
 
В пенитенциарном учреждении N2, что в Липканах, большое событие – фестиваль. Причем сразу два: международный - «Червона калина», и отечественный межтюремный – Evantai cultural. Мальчики готовились целый месяц: разучивали песни, танцы и даже поставили театральный номер – «Блю-канари». В качестве костюмов – военные шинели и шапки-ушанки. Грим – красная помада на носу и щеках. Спецэффекты – мыльные пузыри.
 
Некоторые ребята осторожно заглядывают в зал, пытаясь разглядеть своих. «Твои родители приехали?» - «Не знаю» - «А ты их звал?» - «Денег не было. Попросил замначальника, чтобы позвонил. Может, кто-то и приехал». - «А ты бы хотел, чтобы они увидели, как ты научился танцевать и петь?» - «Здесь каждый этого хочет».
 
По дороге в тюрьму
 
…Автобус едет полным ходом. На переднем сидении – психологи и социальные ассистенты Международного общества прав человека – Молдавская секция (МОПЧ-МС). Дальше - родители, дяди, тети, браться, сестры. У каждого из них есть свой мальчишка, с которым случилась беда. К нему и спешат. В Липканы.
 
«Я три года не видела брата: в Италии работаю. А сестра бывала тут. Он убил родителей. Я не верю в это: он не мог. Не верю, что это его вина. Хочу спросить, почему он это сделал».
 
Дорога долгая и дорогая. Только от Кишинева автобус едет четыре часа. Эту поездку организовала МОПЧ-МС – потому и народу много. Сотрудники тюрьмы удивлены: из 35 парней больше половины ребят, имеющих родителей, смогут обнять родных. Восемь заключенных - выходцы из детских домов.
 
«Мы год его не видели: очень дорого ездить, - говорит мама 17-летнего заключенного. – Он телефон украл, велосипед, еще что-то – по мелочам. Била его, ругала – ничего не понимал! Только теперь понял».
 
Я захожу в зрительный зал и сажусь рядом с пареньком в кепке. Увидев меня, он втягивает шею и поднимает к ушам воротник от куртки. «Почему к тебе никто не приехал?» - «Они за границей. Я их восемь лет не видел». Больше он ничего говорить не стал.
 
Взрослые малолетки
 
На сцене – хора. Восемь ребят в народных костюмах. Кто в кедах, кто в кроссовках – надели лучшее. Каждый ведет под руку женщину – партнерши заметно старше. Это сотрудницы тюрьмы: ведь в колонии только мальчики.
 
Одного сразу после танца перехватываю за кулисами: «Телефон украл. Глупость сделал. Хочу работать. Я и здесь много работаю – за неделю научился шкатулки делать, рамы вырезаю. Там мои работы есть у входа, посмотри! Я еще хочу научиться рисовать иконы. Это сложно, но я смогу. А тебе сколько лет? Муж есть?».
 
В коридоре обнаруживаю девочек лет 15. Они репетируют танец. Девочки здесь – экзотика. Их пригласили из соседнего поселка специально для выступления. «Вам не страшно сюда приезжать?» - «Нет. Я тут знакомого из своего села встретила. Поболтали». - «А если бы ты кого-то из них встретила на воле?» - Пауза – «На воле? На воле страшно».
 
Только половина ребят сидит за кражи. У остальных в столь юном возрасте за плечами убийство, насилие, причинение тяжких телесных повреждений.
 
Сейчас здесь есть особый паренек. Он изнасиловал двух 12-летних девочек и потом убил. Преступление он совершил всего через неделю после достижения 14-летия, потому и посадили его на 12,5 лет – максимально возможный срок.
 
Остальные ребята задерживаются в колонии, как правило, ненадолго: в среднем на 3-4 года. Те, у кого срок большой, могут по закону до 23 лет оставаться в Липканах. Но большинство, по словам сотрудников, стремится сразу после совершеннолетия перейти во «взрослую» тюрьму.
 
«Они думают, что там свободы больше. Напрасно. Здесь у них хотя бы есть статус малолетки, а там уже все», - говорит начальник отряда Эдуард Гажос.
 
«Шалун» работает с детьми
 
Подростки не единственные заключенные, которые содержатся в колонии. Вместе с ними территорию делят бывшие сотрудники правоохранительных органов. Корпуса, конечно, разграничены, но вскоре планируется полностью изолировать мальчиков от зрелых преступников.
 
Колонию хотят перевести в Гояны и создать там тюрьму европейского образца. Кроме того, она будет намного ближе к Кишиневу.
 
«Если мальчиков перевезут в центр республики, их смогут чаще навещать родные. А это очень важно для подростка: знать, что его любят и ждут. Самое страшное для них там, на свободе. Они боятся выйти в никуда. Должна быть семья, которая примет их и поддержит», - говорит психолог МОПЧ-МС Инна Вуткарева.
 
…На сцене у микрофона ведущий – Александр Коваль по кличке «Шалун». Он был приговорен к 21 году лишения свободы за сутенерство и торговлю людьми, в том числе несовершеннолетними девушками. По иронии судьбы, Александр – организатор праздничного концерта.
 
«Я стараюсь участвовать в разных проектах. За это могут уменьшить срок. А в том, что ребят собираются перевести в Гояны, я ничего хорошего не вижу. Здесь первоклассные специалисты с многолетним опытом», - заметил «Шалун».
 
Тюремные заработки
 
Уменьшить срок пребывания в тюрьме могут и малолетние заключенные. Помимо обязательной ежедневной двухчасовой работы на благо учреждения, ребята могут работать еще до четырех часов в день и получать за это деньги.
 
«Я помню парня, который из четырех лет себе целый год скосил, потому что хорошо и много работал. Просто многих считают недостойным помогать в столовой или, например, убирать территорию», - рассказывает Эдуард Гажос.
 
Все заработанные деньги начисляются на так называемый лицевой счет – на руки ребята ничего не получают. Раз в месяц приезжает мобильный магазин и привозит все, что заключенные заказывают заранее.
 
«Покупают сигареты. Алкоголь, конечно, запрещен. Многие высылают деньги семье. Здесь у каждого второго - дома аховая ситуация», - добавил Гажос.
 
200 долларов на новую жизнь
 
Занавес закрылся, но из зала никого не выпускают. Все выйдут вместе, под конвоем.
 
Родители используют последние минуты, чтобы еще раз обнять сыновей.
 
В сторонке топчутся чуть больше десятка пареньков - к ним никто не приехал. Психологи МОПЧ-МС подходят к каждому, дают пакет со сладостями и просят расписаться в отчете «для спонсоров».
 
«На тренингах мы пытаемся предложить альтернативный сценарий. Рисуем на доске таблицу и просим сказать, что они выиграли от продажи украденного телефона – кроссовки, спортивный костюм, сигареты, поход в сауну. А потом в следующей колонке просим сосчитать, сколько они проиграли от того, что сидят эти 3-4 года, когда могли работать и получать нормальную зарплату», - рассказывает Инна Вуткарев.
 
Раскаиваются не все. Но не в этом основная проблема. Там, на воле, их поддержать почти некому: семьи, если и есть, то, как правило, сложные. А единовременное пособие, выплачиваемое при освобождении мальчишке, который годами в руках денег не держал, – 2395 леев.
 
По словам Э. Гажоса, главное после освобождения - продержаться первые полгода: «В 2008-м у нас была амнистия – 100 человек отпустили. Вскоре десять вернулись обратно. Обычно они за 2-3 недели успевают напортачить. А бывает и так: вышел парень - я думаю, ну, скоро вернется. Ничего подобного: проходит время – и у него уже семья, дети, работа». 
 
…На выходе из зала с высоким мальчишкой прощается большая семья – восемь человек. Правда, родителей нет: они на заработках за границей. «Что с ним случилось?» - «Дурачился с лучшим другом: пытались узнать, кто сильнее. Не рассчитал силы – ударил по шее. Друг скончался на месте, а наш попал сюда, на пять лет».
 
Когда он выйдет, сверстники уже окончат университет. А он только поступит, на архитектора. Если все еще будет этого хотеть.
 
…Меня провожают к выходу. Я останавливаюсь у жилого корпуса и слушаю: за окнами на полной громкости звучит «калина красная, калина горькая, опять мне выпала разлука долгая». Я спрашиваю у начальника отряда: «Что это?» - «Празднуют. Сегодня им можно».
Вера Джемелинская

Комментарии (4) Добавить комментарии