Общество

Дядюшка Никифор Хынку подозревал, что род его тянется от самого боярина Михалчи Хынку, который основал город Хынчешть. Но никому не говорил об этом, особенно в советские времена, потому как это могло повредить его пролетарскому происхождению. Иначе как бы ему, сыну крестьянина из села Чутешть Ниспоренского района, доверили бы служить на самом краю земли, защищать большую страну от желтолицых соседей, которые всегда алчно смотрели через узкие щели своих глаз на необъятные просторы Дальнего Востока и Сибири?

Моряк сухопутного флота

Познакомились мы с ним жарким летом двухтысячного года, он и рассказал мне свою забавную историю.

- Забрали меня в 50-х в армию. Мать горько поплакала, ведь годы были послевоенные, тревожные. Притом по телевизору показывали, что в тайге травы растут, как у нас деревья. Она и боялась, как бы я, маленький ростом, не затерялся и не съели бы меня медведи. Но все обошлось. Как только мы, после долгой тряски на поезде, приехали во Владивосток, нас тут же одели в морскую форму. Самую настоящую, а при ней бескозырки.

- И тельняшки?

- Издеваешься? Как же без них? Вот только с обувью велели подождать. Обувь пока не привезли. А у одного из нас, новобранцев, был фотоаппарат «Смена». Мы и решили сфотографироваться. Ввиду отсутствия обуви зарыли ноги в траву. Я подумал: вот мать и увидит, что трава обыкновенная, а не гигантская. На второй же день каждый отослал свою фотку домой.

- Я видел этот снимок у вашего брата в нашем селе. А на каком корабле служили?

- В том-то и дело, что ни на каком. Через пару дней нас проинспектировали и некоторых перевели в пехоту. Туда попал и я. И через три года вернулся домой в форме пехотинца. А все ждали через четыре года моряка. Мама радуется – сын вернулся раньше. Отец злится – всем рассказал, что я моряк, даже несколько раз магарыч за это ставил.

Выслушав рассказ, я взял у дядюшки Никифора несколько фотографий, чтоб сварганить статью для газеты. Тут вспомнил, что забыл спросить имя жены Никифора Хынку. У них телефона не было, я позвонил домой его дочери, сельской медсестре.

- Зачем вам имя мамы? –  в свою очередь спросила она.

- Про вашего папу статью писать буду.

- Про папу? Да он же пьяница, хулиган, дебошир и лоботряс.

- И маму бьет? – допытался я.

- Наоборот, она его лупит. Но с него как с гуся вода. Ничего не пишите, газета-то у вас не бульварная!

А я взял и написал. В день выхода газеты один мой сосед был в Кишиневе, у стоматолога. Чтоб забыть зубную боль пока будет стоять в очереди, купил в киоске несколько газет. И наткнулся на статью под названием «Моряк сухопутного флота». Моша Никифора он хорошо знал, так что долго хохотал, развеселив и других, до этого кислорожих, пациентов. А вернувшись домой, отдал газету дочери Никифора Хынку. К моему удивлению, она позвонила мне, искренне поблагодарила и долго хранила газету на столе в амбулатории. А старик, который при выходе на пенсию занялся сбором и продажей на рынке целебных трав, прожил более восьмидесяти лет и дожил бы до ста, если бы пил свои травы, а не вина самого низкого качества, продаваемые кумушками на городском базаре.

На днях я отправился в соседнее село в надежде найти еще раз ту фотографию морячка с ногами в траве. Когда подходил к уже знакомому дому, кликнул меня сосед, живущий напротив.

- Никифора дома нет. И никогда больше не будет.

Я соседа хорошо знаю. Это 77-летний Алексей Цэрнэ. Он постоянно улыбается.

- Печально, - говорю. - Чего ж тут радоваться?

- А я не радуюсь. Моя улыбка гвоздями на лице забита. Никифор такой же был, никогда не горевал. А еще врать любил.

- Это же грех!

- Если б не вранье, не было б ни кино, ни телевидения, ни партий, ни выборов. Одна скукота! Никифор сказал, что был бойцом? Вранье! Он три года мастерил вместе с товарищами деревянные макеты кораблей, в которые стреляли ракетами моряки.

Узнав, по какому поводу мой визит, мош Алексей сказал:

- Можешь в ворота не стучать. Нету дома никого. Жена Никифора уехала к дочке в Новые Анены. Когда вернется – неизвестно. Ты лучше ко мне зайди. Вишневка свежая есть. Прекрасно идет со свежими же огурцами.

Пришлось и мне соврать, что вишневка мне противопоказана. И по дороге домой подумать: вот ведь пропадает сюжет для небольшого рассказа о двух соседях, которые любили даже на старости лет и выпить, и соврать, и в карты сыграть. Каково было их женам? Ведь, помнится, когда я познакомился с дядюшкой Никифором Хынку, мы сидели с ним на завалинке перед домом, он показывал мне семейный альбом, а его жена ходила туда-сюда и бормотала, держась за перевязанную полотенцем голову. Теперь-то я подозреваю, откуда у нее головная боль…  

На телеге по Европе

Известное дело: медаль «За отвагу» офицерам давали очень редко. Потому что эта награда присваивалась не за хороший приказ, а за личную храбрость. Такую медаль надевал среди других наград на 9 мая ветеран войны из села Шишкань Ниспоренского района Алексей Кобзарь. Если нужно было, рассказывал, как он ее получил.

- Был у меня командир, молодой лейтенантик, если назову фамилию – что вам она скажет? Он до Победы не дожил. Горожанин, дальневосточник. Рассказывал мне про огромные корабли, про цунами, про амурских тигров, а вот с простой лошадью на фронте познакомился впервые. А я был счастлив, ведь мне доверили именно за лошадью ухаживать, возить все необходимое для тех, кто стрелял во врагов.

- И как же ты, Леша, добился, чтобы твой вороной не боялся канонады? – спрашивал меня лейтенант. – Пули вокруг него как осы жужжат, а он копытами цокает и в ус не дует.

- Лошадь умнее человека, - отвечал я. – Воду из плохого колодца пить не будет. И, конечно же, она понимает, что у танков и машин, которым она обязана уступить дорогу, моторы есть, а души нет. И у бомб с пулями тоже.

Про фронтовика Кобзаря я узнал, когда искал ветеранов для районной газеты. С самим участником боев поговорить не удалось: он был уже стар и болен. О нем рассказал мне его сын Федор. А на сайте «Подвиг народа» я разыскал приказ, по которому фронтовик получил свою награду. Вот выдержка из него:

«Представить к медали «За отвагу» ездового транспортной роты красноармейца Кобзарь Алексея Константиновича за то, что он в период наступательных боев полка с 15.04.45 по 2.05.45 под сильным артиллерийским и минометным огнем противника своевременно обеспечивал артиллеристов боеприпасами. 1913 года рождения, призван в красную армию 10.09.1944 года».

Я читал и перечитывал приказ, и каждый раз удивлялся. Во-первых, наконец, понял, почему до глубокой старости маршал Семен Михайлович Буденный на всех парадах находился на трибуне мавзолея и почему во время Второй мировой, когда все войска были на колесах, еще сохранялась его Первая конная армия. Никак нельзя было без коней. Во-вторых, Алексей Кобзарь родился в том же 1913 году, что и мой отец. А в-третьих, приказ о его награждении датирован 7 июня 1945 года и подписан в Потсдаме. Там же, где и договор о капитуляции фрицев!

Так и прогулялся по Европе на своей телеге с лошадкой молдаванин Алексей Кобзарь. А потом вернулся домой, жизнь прожил с женой Зинаидой, как и он, Константиновной, и каждый раз в День Победы, в застолье, не забывал помянуть того лейтенанта, которого называл по фамилии редко. Может, потому что фамилия молодого офицера была слишком обыкновенная для русского воина – Иванов.

Океан, каких не видел сам Айвазовский

- Забавная история про дядюшку Никифора Хынку немножко похожа на мою, - говорит Федор Кобзарь, сын Алексея Кобзаря, с которым мы познакомились в социальных сетях. – Ровно сорок лет назад  я тоже проехал на поезде через весь Союз и попал в Хабаровск для прохождения военной службы. Обещали морфлот, а распределили в танковые войска. Прошел учебку в городке Бикин, а потом служил в Хасанском районе, на границе с Китаем. В те самые времена, когда там была самая напряженная обстановка. Потом демобилизовался, но Тихий океан меня так очаровал, что я решил остаться там. Устроился докером в порту, жил в рабочем общежитии. Поучился на юриста, сперва в Барнауле, потом в Хабаровске. Лет тринадцать работал по профессии, а после распада СССР с работой стало туго, я и переквалифицировался на водителя-дальнобойщика, вожу большую машину до сих пор. До пенсии осталось полтора года, но и после этого придется работать, потому что пенсии у нас такие же мизерные, как и в Молдове.

Конечно, искать родные места лейтенанта Иванова, фронтового товарища отца, Федор Кобзарь не стал. Говорят, в одной Москве больше Иванов Ивановичей Ивановых, чем на Алеутских островах. А сколько во всей России просто Ивановых? Но, как бывший крестьянин, не привыкший жить на этажах, как только завел семью, Федор выхлопотал участок земли и построил свой дом. Большой, добротный, чтоб хватило места и для себя, и для сына с невесткой и внуками. Старший из внуков уже служит матросом, потом будет учиться. В Артеме, городе, где они живут, все болеют морем, все мечтают покорять океан.

- Мне не раз говорят: зачем ты сорок лет живешь у такого далекого моря, если есть моря красивее и поближе к дому? Я и решил в свои отпуска поездить и убедиться в этом. Видел Индийский океан у Тайланда и Вьетнама, съездил на Черное море, которое так красиво нарисовал Айвазовский. Ну, нет прибоя красивее, чем у нас, на берегу Тихого океана. Конечно, есть тоска по родным местам, по Кодрам окружающим наше село Шишкань. Там еще сохранился отчий дом. В сентябре прошлого года я побывал дома. Встретился с родственниками, и немножко грустно было, что родительский дом продали. Покупатель долго в нем не жил, подался на заработки. Мы и решили всей родней скинуться и выкупить дом обратно. Чтобы было где собраться, когда прибудем в родные места.

В память об отце-фронтовике Федор собрал все его награды и сделал небольшой фотомонтаж. Переснял его, размножил в городском фотоателье и отправил всем родственникам. Бывший солдат Алексей Кобзарь не раз с радостью отмечал, что сын его Федор живет на родине его товарища, храброго лейтенантика, вместе с которым он и дошел до самого Берлина.

Ион МАРДАРЬ