Общество

Почему в Селиште русский язык никогда иностранным не будет

26.06.2015, 06:00
{Почему в Селиште русский язык никогда иностранным не будет} Молдавские Ведомости
Коллектив учителей Селиштской школы. 1969 год.

Вишневый сад – почти по Чехову

 

Вокруг дома Степаниды Константиновны Гордуз, а также на улице, да и во всем селе созревает вишня. Над крыльцом, где мы мирно беседуем со старой учительницей, тоже ветки с манящими ягодками.

- Среди них есть уже спелые, - говорит она. – Наши деревья особенные. Когда нам выделили этот участок для постройки дома, была весна и как раз объявили субботник по озеленению. Мы с мужем решили прогуляться по лесу и найти там саженцы. Искали тополь или липу, а нашли вишню. В лесу вишневые деревья взмывают вверх, как тополя, чтобы добраться до света. Вот мы и освободили от дубового и акациевого соседства маленькие саженцы и посадили их дома. Мне и сегодня кажется, что от нашей вишни пахнет лесной прохладой.

Меня совсем не удивляет такая тонкая лирика. Передо мной филолог. Хотя по специальности Степанида Константиновна учитель начальных классов.

- Я и преподавала в основном малышам, - говорит она. – Но в молдавских школах всегда было до обидного мало часов русского языка и литературы. Специалисты, не имея достаточного заработка, недолго задерживались в нашей сельской школе. Я родом из Резины, немножко горожанка, хорошо знала русский, и меня то и дело просили замещать отсутствующих учителей. Потом прошла курсы повышения квалификации и стала учительницей русского.

- И полноправной жительницей нашего села Селиште…

- Да, вот видите, какое мы с мужем гнездышко свили. Но не все было гладко. Моего супруга Леонтия Васильевича направила сюда партия. До этого мы жили в Страшенах, на его родине. Приехали – а  лето, вишня, кругом лес, тишина и покой. А как только пошли осенние дожди, я тут же скисла и даже стала вещи собирать. Муж пришел с работы, в резиновых сапогах, усталый, а я заплаканная. Не поверите, но он взял меня, как в день свадьбы, на руки, приласкал как ребенка и сказал: живут же здесь люди, и ты научишься и привыкнешь. Вот и привыкла. Много работать, ждать по ночам мужа, который много лет подряд был секретарем парткома и заместителем председателя колхоза. Мы приехали в село в 1955 году. Вот вам и шесть десятилетий жизни. Только в последние два года я в одиночестве. Леонтий Васильевич ушел из жизни, а меня все никак не уговорят ни сын из Кагула, ни дочь из итальянского Турина поехать к ним. Кто знает, может и она, эта пахучая вишня, виновата.

На столе у учительницы – книги русских классиков. Еще те, советские, в коленкоровых переплетах.

- Я очень благодарна нашим сельским библиотекарям Татьяне Адам и Марии Врабие. Они сумели спасти от списания все книги на русском. Закрыли их подальше от глаз начальства и всяких унионистов. Я беру книги на русском – не только русских, но и зарубежных писателей. Иногда меня еще приглашают в школу читать русский язык и литературу. Другие учителя говорят, что дети неохотно учат русский. А я моим ученикам говорю: если вам трудно понять что-то на русском, подойдите к вашим родителям, бабушкам и дедушкам. И не считайте русский язык иностранным, как французский или английский. Русский пустил у нас глубокие корни - и иностранным он никогда не будет!

 

Проклятье тетушки Пелагеи

 

Был у меня прекрасный сосед мош Григоре Фриму. Ветеран войны, бывший колхозный конюх, а, точнее, заведующий конефермой. Когда-то я написал рассказ о том, как он на своем коне по имени Трепет обогнал «Победу» - лучший в 50-х  советский лимузин. Зашел я к нему в великую пятницу, за два дня до Пасхи. Он мне тогда рассказал случай из своей жизни, из-за которого собирался идти в церковь и замаливать грех.

- В страстную пятницу нельзя ничего есть, ведь в этот день Иисус прошел все самые страшные испытания. А нашему зоотехнику пришло в голову созвать нас на «пятитминутку» - меня, завфермой, уже молочнотоварной, а также ветеринара и техника по осменению животных, ну и ездового в придачу - чтоб не выдавал. «Планерку» решили провести на кухне у тетушки Пелагеи, которая жила рядом с фермой. Зная наши аппетиты, она приволокла ведро вина и сказала, что закуски в этот строгий день не даст. Выпили мы по паре кружек, пока зоотехник не нащупал под покрывалом кровати, на которой сидел, корзину с сырыми яйцами. Достал из кармана шило, сделал дырочки с обоих концов яйца и выпил его. То же самое сделали и остальные. Ездовой долго ломался, но потом перекрестился и тоже «закусывал», пока ведро с вином не кончилось.

Потом, на ферме, мы хорошо пообедали, и день казался прекрасным. А наутро, когда я обходил коровники и проверял надои, влетел зоотехник и крикнул: «Атас! Прячьтесь!». Со стороны села на всех парусах двигалась к ферме грузная тетушка Пелагея. Она спозаранку попыталась покрасить пасхальные яйца, а они все всплыли. Тетка нас проклинала на чем свет стоит. Зоотехник приказал ездовому Антону: «Дуй быстро на птицеферму, бери пару сотен яиц и отвези тетушке, пока она милицию не вызвала!». Может, от  того проклятья наш зоотехник так рано ушел из жизни. Хотя причин у него и так хватало: худющий был и часто болел.

Звали зоотехника Иван Федорович Спрынчан. Как и супруги Гордуз, он с женой Галиной Васильевной приехал в село в 50-х, чтобы пополнить ряды специалистов. Жена, русская и к тому же учительница русского языка и литературы, преподавала и в дневной, и особенно в вечерней школе. Ведь в те годы многие молодые люди после семи классов шли работать, а кто-то еще до войны не доучился. Так что не она ждала мужа, как Степанида Константиновна, а чаще всего муж ждал ее после работы. Семья была хорошая, вырастили сына, но Ивану Федоровичу много жить не дано было. Галина Васильевна еще пожила в построенном с мужем доме, но вскоре уехала.

- И трудно мне, приезжей, стало, пока не появилась в селе еще одна горожанка, настоящая интеллектуалка, с которой я сразу подружилась. Это была Циля Александровна Бейзина. Тоже учительница, тоже с мужем-специалистом и с такой же трагической судьбой.

 

Как подружились молдавский «цыган» с украинским евреем

 

Цилю Александровну я впервые увидел в 1970 году, когда женился на дочери учителя той же Селиштской школы. Она пришла учительствовать в родное село. После знакомства с директором зашли в кабинет к завучу Циле Бейзиной. Очень красивая женщина с высоким лбом и кудрявыми темными волосами, с большими говорящими глазами, приняла мою жену, которую до учебы в университете учила, с ласковой улыбкой. Ведь и она приехала в село по направлению, учителем истории. Была незамужняя. Конечно же, появилось много поклонников. Но чуть позже приехал, тоже по распределению из сельхозинститута, молодой агроном Владимир Дорожинец. Его я не помню, и потому зашел за необходимой информацией к старому знакомому, ветерану войны Ивану Семеновичу Голубеву.

- Мы с моей Иришей прибыли в Селиште пораньше, в 1953 году, - рассказывает Иван Семенович. – Потом начала учительствовать Циля, а вскоре мы заполучили в колхоз и нового главного агронома. Так, понемногу, за счет приезжих, пополнялся штат специалистов колхоза имени Жданова. Мы с Ириной Павловной бухгалтеры, Спрынчан – зоотехник, Дорожинец и Гордуз – агрономы. А все жены, кроме моей Иры, пошли в школу детей учить. Пока те вырастут, окончат институты и приедут в село нас замещать. Дорожинец был малым удалым. Не очень высокий, но коренастый, с еврейским прошлым по материнской линии, но большой любитель сала по отцовской украинской. Он на спор мог опорожнить залпом бутылку водки, но большим пристрастием к выпивке не славился. Чуть свет выходил на поля и проверял механизаторов. Будучи председателем профкома, я не раз предлагал достать ему хороший служебный мотоцикл, на что он отвечал, что у него больше надежды на своего Цыгана – вороного коня, который его никогда не подводил. Кто знает, может Цыган и прокатил на своей спине по полям и по лесу красавицу Цилю, потому она отдала руку и сердце Владимиру. Родилось у них двое детей, дочь и сын, только век Владимира Андреевича тоже оказался недолгим: умер он от инфаркта не дожив и до сорока. Цилю Александровну дети потом забрали к себе.

Все в селе говорили, что учительницы Бейзиной давно нет в живых. Я из любопытства попытался найти родственников Владимира Дорожинца в  «Одноклассниках». Нашел Марию Дорожинец из Чикаго, а среди ее фотографий увидел Цилю Александровну. Снимок был датирован 2007 годом. Очень осторожно, чтоб не обидеть, я спросил в письме Марию, сколько у Цили Александровны внуков и правнуков. Передал привет ее мужу Анатолию, сыну Цили, и его сестре Валентине. Ответ ошеломил меня и мою жену, ученицу и коллегу Цили Александровны.

 «Спасибо вам за добрые слова, - писала Мария. – Я передала ваш привет мужу Анатолию и его сестре Валентине. Да и маме наше Циле. Она ведь жива и здорова!».

Я не спросил про возраст учительницы. Да и важен ли он, если она осталась такой же красивой, а наше село обрадовалось, узнав, что она жива. Ее по-прежнему любят ученики. Помнят ее мужа Владимира Дорожинца, помнят чету Ивана и Галину Спрынчан, помнят Леонтия Гордуза и Ирину Голубеву. В нашем селе Селиште Ниспоренского района еще живут Иван Семенович Голубев и Степанида Константиновна Гордуз. Представители тех молодых пар специалистов, которые приехали в село в тяжелых 50-х, чтобы помочь колхозу встать на ноги, принести в деревню свет и культуру.

Ион МАРДАРЬ

 

 

Циля Александровна (справа) с сыном Анатолием и невесткой Марией. Чикаго, 2007 год.

Комментарии (2) Добавить комментарии