Политика

Учитывая затягивание переговоров о формировании новой правящей коалиции и кажущийся тупик, в котором находятся три партии, создание правительства меньшинства ДПМ–ЛДПМ или широкой коалиции с участием ПКРМ становится вполне вероятным. В этой связи IPN предлагает провести сравнительный анализ двух вариантов с использованием примеров из других стран.


„Подвешенный” парламент

В английском языке парламент, в котором ни одной из партий или коалиций не удалось получить абсолютное большинство, называют „hung Parliament”, что означает „подвешенный парламент”, то есть тот, чьё равновесие висит на волоске. В румынском языке это выражение может иметь и более впечатляющий и эксцентричный перевод – „un Parlament spânzurat” („повешенный парламент”). Молдавский парламент сегодня оказался в ситуации, когда из „подвешенного” он действительно может превратиться в „повешенного” из-за неспособности трёх проевропейских партий прийти к согласию. Тупик, в который зашли переговоры, стал ещё более очевидным после противоречивых заявлений лидеров ЛДПМ и ДПМ, с одной стороны, и ЛП – с другой, касательно блокирования дискуссии: если среди них нет согласия даже в оценке состояния, в котором находятся переговоры, чего тогда ждать от их содержания?

В этой ситуации говорят о двух возможных вариантах: правительстве меньшинства ДПМ–ЛДПМ, утверждённом при помощи ПКРМ, либо широкой коалиции с участием Партии коммунистов. В обоих случаях Молдова будет далеко не первой страной, оказавшейся в подобной ситуации.

Правительство меньшинства

Правительство меньшинства является кабинетом министров, не имеющим поддержки парламентского большинства. В молдавском случае обсуждается версия, согласно которой правительство будет сформировано министрами от ДПМ и ЛДПМ, но утверждено также и за счёт голосов коммунистов. Особый аспект заключается в том, что, с технической точки зрения, это была бы коалиция меньшинства. Обычно миноритарные правительства возникают, скорее, в тех случаях, когда есть две большие партии, а результаты выборов неоднозначны и сбалансированы, либо когда первоначальное большинство утрачивается одной из партий на протяжении парламентского созыва.

Подобный случай имел место с правительством британских консерваторов, которое возглавлял Джон Мейджор. Добившись победы на всеобщих выборах 1992 года, консерваторы утратили большинство после того, как одни депутаты покинули партию, а другие сложили свои мандаты, в то время как выборы по замещению вакантных мандатов консерваторы проиграли. Хотя Джон Мейджор и сумел довести срок своего премьерства до конца, на следующих выборах консерваторы потерпели самое сокрушительное поражение среди всех находившихся на момент выборов у власти в Великобритании партий, начиная с 1832 года.

Соответствующий опыт Канады богаче: с 1921 года у власти в этой стране побывали 13 правительств меньшинства, в том числе три подряд, начиная с 2004 года и до сегодняшнего дня. В среднем срок жизни миноритарного кабинета министров составляет в Канаде полтора года, а мажоритарного – четыре. Дольше всех среди правительств меньшинства удалось продержаться кабинету Маккензи Кинга в 1926–1930 годах, вторым по длительности оказался мандат правительства, возглавляемого Стивеном Харпером – почти 2 года и 7 месяцев, начиная с 2006 года. На протяжении этого срока были предложены 125 законопроектов, 65 из которых получили поддержку большинства. Канадские политологи объясняют относительно высокую частоту правительств меньшинства уверенностью местных политиков в том, что за короткий срок они сумеют получить парламентское большинство. Наиболее ярким примером в этом отношении является Джон Дифенбейкер, который в 1957 году, после менее чем годичного пребывания на посту главы правительства меньшинства, сумел добиться самой безоговорочной победы на выборах в истории Канады. Тем не менее, в последнее время правительствам не всегда удаётся повторять подобные результаты.

В целом, преимущества правительств меньшинства состоят в том, что они отличаются большим единством, внутренней последовательностью и, следовательно, способны быстрее принимать решения. В случае однопартийных кабинетов министров партии, формирующей правительство меньшинства, не нужно делать столько уступок, сколько ей пришлось бы сделать в случае переговоров с потенциальным партнёром по коалиции. В случае Молдовы это преимущество частично нивелируется: правительство меньшинства ДПМ–ЛДПМ в любом случае было бы коалиционным, основанным на компромиссах, а гармонию последнего времени в отношениях между двумя партиями можно заподозрить в том, что она является скорее поверхностной или вынужденной (взаимные отставки, последовавшие за скандалом вокруг Пэдуря Домняскэ, ещё не стёрлись из памяти общественности).

Тем не менее, некоторые политологи убеждены, что с точки зрения общественных интересов правительства меньшинства могут быть полезны. Предложенные правительством законопроекты не принимаются пакетом, как это бывает в случае парламентского большинства. Напротив, чтобы получить достаточное количество голосов, правительство должно вести переговоры с парламентскими фракциями по каждому законопроекту в отдельности. За поддержкой различных законопроектов правительство имеет возможность обращаться к различным фракциям. Например, в случае Молдовы, один закон может быть совместно принят ПКРМ, ЛДПМ и ДПМ, а другой – ДПМ, ЛДПМ и ЛП.

Но этот же факт является и недостатком: не имея достаточной парламентской поддержки, правительство не может провести ни один законопроект. Показательным примером служит канадское правительство 1979 года во главе с Джо Кларком. За девять месяцев его существования законодательный орган одобрил лишь 7 из 38 законопроектов, предложенных кабинетом министров. Для Молдовы, в контексте реализации Соглашения об ассоциации с Европейским Союзом, которое требует принятия или изменения множества законодательных и нормативных актов, такая ситуация стала бы почти катастрофой.

Конечно, ещё одна уязвимость заключена в том, что правительство меньшинства легко может быть отправлено в отставку вотумом недоверия. В странах с парламентской системой вестминстерского типа правительство меньшинства иногда заключает соглашение с какой-либо партией, в соответствии с которым кабмин берёт на себя обязательства по продвижению определённой политики или конкретных проектов, а партия обещает ему свою поддержку в случае вотума недоверия. Партии даже подразделяют на „office-seeking” – стремящиеся занять должности, и „policy-seeking” – нацеленные на проведение определённой политики и не требующие для себя постов. В Молдове правительство ДПМ и ЛДПМ, „гарантией” которого служила бы ПКРМ, было бы практически неуязвимо для вотума недоверия со стороны ЛП и/или ПСРМ.

Всё же, этот тип соглашения более характерен для развитых демократий с особой парламентской традицией, таких как страны-члены Commonwealth (Содружества наций). Поведение молдавских политиков, зачастую отличающееся ребячеством, а также влияние „капризов” на принятие важных решений, делают функционирование такого договора маловероятным (хотя и не невозможным). В конце концов, даже в других странах правительства меньшинства, как правило, работают недолго: в одних случаях им выражают вотум недоверия или они уходят в отставку из-за отсутствия парламентской поддержки, в других – сами политики рассматривают их в качестве временного решения для получения большинства на следующих выборах (как мы продемонстрировали на примере Канады), либо, напротив, чтобы потянуть и выиграть время перед новыми выборами. Последний вариант кажется более близким к молдавским реалиям, так как, вероятно, ЛП, ДПМ, ЛДПМ, а также ПКРМ, желали бы избежать досрочных выборов, чтобы остановить восходящий тренд ПСРМ.

Широкие коалиции и исторические компромиссы

Ещё одним вариантом, который пользуется определённой популярностью среди ряда политологов, хотя и сомнительно, что избиратели воспримут его с одобрением, является широкая коалиция. Говоря техническим языком, этот термин означает коалицию партий с наибольшим числом голосов, даже если одна из них имеет достаточно голосов, чтобы править в одиночку или создать альянс с менее крупными партиями. Преимуществом широкой коалиции является её высокая представительность: в Молдове ЛП, ЛДПМ и ДПМ вместе набрали около 46% голосов, что свидетельствует об их ограниченной репрезентативности. Широкая коалиция, которая представляла бы более двух третей населения, должна была бы, по крайней мере, теоретически, иметь больше стабильности, надёжности и пользоваться большим доверием в продвижении своей политики, а также обладать более разнообразными и богатыми человеческими ресурсами для занятия должностей.

Историю успеха широких коалиций олицетворяет Große Koalition между социал-демократами и христианскими демократами Германии, впервые созданная в 2005 году. Хотя тогда была математически возможна и левая коалиция, разногласия между партиями, представляющими этот общественный сегмент, привели к формированию коалиции партий, получивших большинство мест в Бундестаге. Альянс работал настолько успешно, что жив и сегодня, пройдя через две предвыборные кампании, а Ангела Меркель остаётся одним из самых влиятельных мировых лидеров и, возможно, самым влиятельным национальным лидером в ЕС.

Если вспомнить историю, то широкие коалиции существовали и в Великобритании, особенно в годы испытаний, когда существовала потребность в национальном единстве. Самыми яркими примерами служат широкие коалиции, действовавшие во время обеих мировых войн.

Всё же, самым актуальными для Республики Молдова может быть Compromesso Storico – исторический компромисс в Италии 70-х годов между христианскими демократами и коммунистами. Последних возглавлял Энрико Берлингуэр, отошедший от официальной позиции Москвы и способствовавший созданию еврокоммунизма. Исторический компромисс рассматривался в качестве решения, способного обеспечить Италии политическую стабильность в период экономического кризиса и в контексте угрозы совершения государственного переворота итальянскими террористическими группировками. Сходство с ситуацией в Молдове очевидно: (1) экономика Молдовы также проходит муки трансформации, будучи напрямую затронута российскими санкциями, и косвенно, кризисом в России, (2) государственный переворот или фальсификация выборов стали спорными темами в ходе выборов вследствие проведённых сотрудниками СИБа обысков и арестов, а также в связи с делом Усатого, и (3) широкая коалиция в Молдове имела бы в своём составе таких же умеренных и относительно проевропейских коммунистов, как партия Берлингуэра.

Широкие коалиции также играют и роль „санитарного кордона”, призванного не допустить к власти радикальные левые или правые партии. Этот термин возник в Бельгии в связи с изоляцией правофланговой партии Vlaams Blok. В Чехии такой „санитарный кордон” постоянно предотвращает приход во власть Коммунистической партии, во Франции в аналогичной ситуации находится Национальный фронт во главе с Ле Пен. Это актуально и для Молдовы: в ходе избирательной кампании Партия социалистов заняла одну из самых радикальных позиций среди всех молдавских партий, будучи обвинена как своими бывшими членами, такими как Валентин Крылов, так и политическими противниками, такими как Влад Филат, в продвижении интересов другого государства. Принимая во внимание радикализм социалистов и большое количество полученных ими мандатов, нельзя исключить, что остальные четыре парламентские партии также образуют „санитарный кордон”, направленный против ПСРМ.

Quo vadis?

Развязка переговоров, вероятно, близка. Их продолжительность сама по себе не является причиной для беспокойства – согласно одному исследованию 1995 года, переговоры по формированию правительства в европейских странах длятся в среднем 39 дней. Источником для беспокойства служит засекречивание этих переговоров с последующими заявлениями о „тупике” и „сожалениями, что переговоры с ПКРМ не были начаты раньше”. Даже если мы и вписываемся в приблизительные средние рамки переговоров в 39 дней, маловероятно, чтобы и после этих шести недель в какой-либо стране Евросоюза не был известен даже формат будущей коалиции. Многим политологам предпочтительным для Молдовы вариантом кажется возрождение АЕИ, но с частичным участием коммунистов. Однако недавние заявления укрепили позиции сценариев будущей коалиции без участия либералов, что оставляет место для двух вариантов – правительства меньшинства и широкой коалиции с ПКРМ. Первый вариант является, вероятно, слишком рискованным и совершенно не соответствует потребностям Молдовы в краткосрочной и среднесрочной перспективе, особенно с учётом необходимости реализации Соглашения об ассоциации с ЕС. Второй вариант представляется более подходящим, но ЛДПМ, уже имея нисходящий тренд, рискует потерять в результате альянса с коммунистами ещё больше избирателей. Это же верно и для ПКРМ. Такой коалиции придётся показать очень и очень хорошие результаты, чтобы убедить избирателей в том, что преступить идеологические границы действительно стоило.

Еуджен Муравски, IPN