Общество

Само название города Модена звучит очень музыкально. Потому немудрено, что недалеко от этого города, в маленькой деревушке родился великий тенор Лучиано Паваротти. За две недели, проведенные в этом городе, я так и не увидел театр, в котором он начал свой путь в музыку и который носит его имя. И не добрался даже до места, где родился первый автомобиль «Феррари». Это и есть два главных «бренда» города.

На улице апрель, время цветения всего что в здешних местах плодоносит, а у моей дочери Родики, которая и пригласила меня к себе в гости, самый разгар работы. Она уже и забыла про свой диплом театрального режиссера, выданного кишиневским институтом искусств, про голодные дни и ночи в бытность ее артисткой в наших столичных театрах. В Модене выучила профессию моего отца, стала швеей. А местные синьоры и синьорины шьют себе наряды особенно часто весной. Итальянские швейных дел мастера всегда загружены работой. Потому наши - отдыхают. Все что итальянцы уже не носят, в изобилии есть на наших «барахолках».

Так что я в этой красивой стране увидел не так уж много, но достаточно чтоб не говорить на слишком знакомые темы о Колизее, Ватикане или Везувии.

 Дама с собачкой

-А ведь сразу видно, что вы не местные, - обратилась к нам пожилая женщина, стараясь оттащить свою черную собачку от моих таких же черных туфель, которые шавке, видимо, так понравились, что она была непрочь оставить на моих брюках свой «почерк».

- Как вы догадались? – спросила моя дочь, которая шпарит на итальянском как на своем родном молдавском, чему я не переставал удивляться.

- А в этот парк чужие не ходят. Здесь только завсегдатаи шахматных турниров, старики-пенсионеры, а вечером заглядывают влюбленные парочки. Вы на такую парочку не похожи!

- Что вы, это мой «падре»! – воскликнула дочь, и я от этого слова вдруг почувствовал, будто у меня на голове кардинальская шапочка. - Он у меня в гостях и хочет посмотреть на этот интересный скверик, который носит название «Парк Холокоста». Во-первых, потому что он журналист.

- Ну, понятно, – сочувственно кивнула итальянка головой и с таким сожалением на меня посмотрела, словно у меня пошла кровь из носа. Сразу стало понятно, как там любят «журналюг».

- А к тому же папина бабушка, моя прабабушка, была еврейкой, - добавила дочь.

У нашей собеседницы лицо посветлело. Она подошла ко мне и похлопала по плечу, чтоб удостовериться, что я не восковая фигура. А я мысленно поблагодарил моего деда, сына крестьянина и крестьянки, христианина и христианки, который в самом конце XIX века влюбился в горожанку-еврейку и, несмотря на все запреты, женился на ней, а она произвела на свет Божий трех сыновей, младшим из которых был мой отец, а младшим из сыновей отца - я.

- Ну, тогда я самый для вас подходящий гид, - возрадовалась женщина. – Видите гранитную стелу? Даром, что гранитная, местные хулиганы дважды ее ломали. Тому свидетельство сохранившиеся трещины. Потом муниципалитет города распорядился надеть на памятник толстое одеяние из прозрачной пластмассы, а сзади укрепили стальным каркасом. Здесь семь десятилетий назад представители фашистского режима собрали евреев со всех окрестностей. Несколько дней они просидели на этом месте, огороженные колючей проволокой, их стерегли солдаты с автоматами. Я была тогда еще ребенком, но, как и другие, пыталась принести несчастным хлеб или молоко, потому что громко плакали от голода дети. Нас гнали отсюда. Потом всех евреев перевели в небольшой лагерь за городом, а оттуда – в Освенцим. Многих из них я знала, ведь это были местные жители, но очень немногие из них вернулись живыми. Парк с таким названием вы, наверное, нигде не найдете.

Через несколько дней, посетив синагогу, я узнал, что в настоящее время в Модене проживает не более 70 еврейских семей. Было во много раз больше, но молодежь стремится в большие города или за океан, где больше возможностей себя проявить.

Очень холодная встреча с Адриатикой

Дочь и зять решили показать мне море. Адриатическое море, которое я бы назвал филиалом Средиземного. Потому как вода та же. Попетляли утром на машине по Модене, потом вышли на «Via del sol», что на нашем языке значит «Дорога солнца». Правда, день был пасмурный, и солнца мы в тот день так и не увидели. Заметив на моем лице слишком «долгоиграющую» улыбку, дочь спросила:

- Ты так счастлив, что видишь такие места?

- Конечно, счастлив. У вас такие красивые пшеничные поля! А ухоженные сады, а виноград на штамбах двухметровой высоты!

- Царан есть царан! – констатировала дочь. – А наши дороги тебе нравятся?

- Вот потому-то я и улыбаюсь. У вас на каждом шагу дорожные знаки. Заблудиться невозможно. Я и вспомнил недавнюю новость по телевизору. У нас иностранцы построили такую же прекрасную дорогу. Наставили сотни знаков. В считанные дни те знаки исчезли. Очень нужный в крестьянских хозяйствах металл.

Дочь перевела сказанное мной зятю. Тот расхохотался. А я про себя подумал: зря радуешься, итальяшка, разве у вас не воруют? Один из лучших итальянских фильмов 60-х называется «Похитители велосипедов». А у итальянских школ я видел велосипеды школьников, крепко связанные к специальным штырям тросами с замками. Но потом убедился и в другом. То здесь, то там у дороги стоят старинные заброшенные дома. Дочь сказала, что в них никто не живет, они могут стоять столетиями, и никто не тронет. Покажи такой объект нашему вечно строящемуся молдаванину. Он тут же облюбует хорошую дверь, окно или добротный стенной кирпич. И ночью наведается с подходящим транспортом.

А море встретило нас сердитыми пенистыми волнами. Город Римини, весь в гостиницах и питейных заведениях, был почти пуст, только по главной улице сновал немногочисленный общественный транспорт. Пока мы посидели в небольшом ресторанчике, привлеченные объявлением на витрине «Говорим по-русски», мимо проехали всего два-три троллейбуса и несколько автобусов. Юркий и улыбчивый официант, похожий на дядьку, который моет посуду в картине Мясоедова «Земство обедает», сказал нам по секрету, что тут русским языком и не пахнет. Он и его братец, владельцы заведения, только собираются учить язык Пушкина и Достоевского. Мы ему посоветовали вывесить на стенах хотя бы пару портретов русских писателей. Можно Пушкина, Лермонтова, а слишком серьезного Достоевского в курортном городке уместно заменить Чеховым, а еще лучше - изображениями Остапа Бендера. И еще русского любителя итальянской пиццы привлекли бы портреты любимых артистов – Леонова, Пуговкина, Никулина, Филиппова. А ежели хочется иметь побольше дам в ресторане, пусть будут и портреты Боярского, Ланового, да и Киркоров с Басковым привлекли бы любительниц абсента. Официант нас понял и очень быстро обслужил. Мне и дочери принес единственное русское блюдо в меню – борщ с картошкой и свеклой, в котором плавало и несколько обиженных судьбой фасолин. Борщ  был красный, как положено, только холодный как окрошка и на вкус совсем не наш.

Пока мы ели, наш официант прибежал с глубокой тарелкой какого-то красочного салата. Дочь сказала ему, что она это не заказывала. Он не обиделся, удалился, а после того, как за соседним столом уселась новая компания, я увидел, как он попытался подсунуть и им тот же салат. Они тоже были не в восторге, он ушел со своей тарелкой и с той же счастливой улыбкой.

Самое большое впечатление от Римини –  то, что за наш обед на четыре персоны, ведь с нами была и моя младшая внучка Руксанда, стоил почти 80 евро. Для них пустяк, для меня… две месячных пенсии.

Вечность… между небом и землей

До того, как поселиться в Модене, моя  Родика жила и работала в Болонье. Ее тогдашняя хозяйка попросила, чтобы она как можно чаще ходила на кладбище и меняла цветы в специальной нише памятника на могиле. Об этом узнали соседи, соседи соседей, и у дочки образовался целый малый бизнес. Ее знали цветочницы, ее уважали работники кладбища, она приходила и меняла живые цветы на многих могилах. И сказала, что нет у итальянцев Радуниц (Родительского дня), как у нас. Мы приходим на кладбище раз в год, они проводят там каждое воскресенье, а те, что не работают, могут приходить и каждый день.

А в Модене дочь повезла меня на своей машине на гигантское городское кладбище. Издалека я подумал, что это казарма. Высокие мрачные здания длинной в сотни метров, кругом зеленые лужайки, и ни души. Только подойдя поближе, я увидел длинные ряды «этажерок» с цветами и электрическими лампами.

- Вот так у нас хоронят, - сказала Родика. – Кто не хочет кремировать своего усопшего близкого, вводит гроб в одну из ячеек, ячейка закрывается плитой, на ней соответствующая надпись, место для цветов и электрическая лампочка, за нее родственники покойного платят незначительную сумму каждый год.

Я прошелся мимо рядов таких захоронений и не мог представить себе, что рядом с вереницей фамилий типа Манелли, Манини, Маноне или Мути может стоять и моя не такая звучная фамилия. Ведь дочь приглашает к себе на постоянное житье. А от налогов и смерти никто не застрахован.

- Кто желает быть захороненным в земле, тому предоставляется и такая возможность, - успокоила меня дочь. – Только стоит это намного дороже. А очень богатые имеют свои семейные склепы,

Я видел те склепы. Высокие, помпезные, прямо как у наших сорокских цыган. Разумеется, самый важный – это склеп семейства Феррари. У него такие добротные дубовые двери, что из него вряд ли кто смоется на их знаменитых машинных для «Формулы-1».

Проектировал это этажированное чудо современного гробокопания, вернее гробовывешивания, итальянский архитектор Алдо Росси, автор здания известного театра «Карло Феличе» в своем родном городе Милане, отеля «Палаццо» в городе Фукуоке, Япония и целых жилых кварталов в Милане и Берлине.

- А где же могила моего любимого певца Лучано Паваротти? – сгорая от нетерпения, спросил я Родику.

- Какой же ты «фан» если не знаешь? Паваротти похоронен в своем родном селе Монтале Рангоне, в нескольких километров от Модены, в семейном склепе. А в нашем городе остались его многочисленные родственники, которые еще много лет будут драться, деля между собой его имущество.

И чукча есть, и друг степей калмык

На время пребывания в Модене внучка Руксанда предоставила мне свою комнату, а сама с удовольствием перешла в комнату старшей сестры Валентины, которую любит дразнить по всякому поводу. А у Вали добрая душа, она слушает пакости и улыбается, как боксер-тяжеловес, на которого нападает соперник, которого за перчатками и не видно.

На стене в той комнате две фотографии. Это одноклассники Руксанды. Ученики пятого и потом шестого класса. Такого у нас не увидишь. Цвет кожи у коллег Руксанды - от Вертинской в роли Офелии до американского певца Поля Робсона. А в промежутке всякие оттенки доброго загара. И глаза тоже разного фасона. Я спросил у Руксанды, где их школа набирает учеников, может, на международных аукционах? Внучка шутку понимает, но ответила весьма серьезно:

- Все мои одноклассники родились в Модене. Это их родители приехали из разных стран. Именно приехали. Здесь никогда не услышишь обидное слово «понаехали». Все мои сверстники - граждане Италии, все говорят на итальянском. А если взять школу в целом, весь город, есть люди из самых разных стран.

А вечером мы пошли прогуляться. И еще купить пиццу, без которой мой зять Фабрицио не представляет себе порядочный ужин. Зашли в несколько магазинчиков. Тут торгуют пакистанцы, там непальцы, рядом китайцы, потом сербы с хорватами, турки с иранцами – всех не запомнишь. Мой зять с очень «сорокской» физиономией и такой же растрепанный, как Адриано Челентано, долго оценивал товар и глазами «итальяно веро» наконец нашел то, что могло удовлетворить каждого члена семьи. Пицца величиной в штурвал корабля была бережно уложена вечером на такое же блюдо. На толстом слое теста, в море плавленого сыра, с разных сторон умостились ряды колбасы, грибов, маслин и всяких овощей. Как с большой карты Европы, каждый рвал свою страну.

Вот так случалось все две недели – один вечер пицца, другой макароны с разными соусами. Вкусно и вредно, особенно для лиц моего возраста. Ночью снилась мамалыга с брынзой и шкварками. И еще суп куриный, потому как итальянцы не ведают, что такое первое блюдо.

…Наконец-то я на  нашей родной территорий – борт аэробуса с надписью «Air Moldova». Большинство пассажиров – молдаванки, которые летели домой на Радоницу. Как только самолет набрал высоту, они тут же сняли ремни безопасности и стали сновать по салону как у себя дома. Собирались в кучки, хохотали. Чего ж не радоваться, это же дорога домой!

А перед посадкой в самолет пожилая женщина вдруг стала падать в обморок. Ее придержали парень и девушка. Как оказалось, ее сын и дочь, которые живут и работают в Италии. Мать была у них в гостях. Провожавшие нас работники аэропорта предложили вызвать «скорую». Но тут же три пассажирки подбежали, одна из них сказала:

- Не надо скорую. Мы все медработники. Берем «мэтушу» под нашу ответственность. Она хорошо долетит домой.

В самолете бабка с детками оказались совсем рядом с моим местом. Всю дорогу к ней прибегали те три женщины. Видать, тоже «гастарбайтеры», как и большинство остальных. Когда нам подали бутерброды и напитки, старушка уже могла есть, а когда объявили начало посадки в Кишинев, совсем порозовела. Она широко улыбалась, и я подумал: этой женщина от радости кажется, что в этом банальном полете она вдруг приобрела еще трех дочерей!

Ион МАРДАРЬ

На фото

У памятника жертвам Холокоста

Кладбище «Сан Каталдо» в Модене