Общество

Они называют себя «свободным театром» - но не из-за отсутствия постоянной локации. Просто концепция такая – свободно мыслить. Как в театре «ТОТЕМ» ставят спектакли по произведениям Чехова, Пушкина, Достоевского, Гете и как режиссеру Даниелу Мунтяну удается «не разрушать классику»?  

- У вас премьера – спектакль по пьесе Ивана Вырыпаева, новатора в сфере театрального искусства. Почему выбор пал на нее?

- С сентября каждый спектакль, который мы играли, был премьерным. Мы открылись «Инферном» - сценическим перформансом по мотивам «Божественной комедии» Данте, показывая каждый круг ада, грехи и наказание через пластику. Звучит староитальянский язык (мы нашли оригинальный текст), на котором писалась поэма, однако основной язык спектакля - язык эмоций и тела, благодаря чему представление понятно каждому зрителю, желающему погрузиться в ад Данте вместе со Свободным театром ТОТЕМ.

Второй спектакль тоже был премьерным. «Вавилон» - это антиутопия, мы играли его на заводе «Электромаш», место действия выбрано специально. По сюжету на завод привозят запрещенные произведения искусства и сжигают. Идея была показать мир, в котором искусство и все, что вызывает душевные переживания, под запретом. Сюжет строится вокруг того, что уборщица и вахтер спасают книги и произведения искусства.  

Третий премьерный спектакль - «Живые» - создан по пьесео молдавского парня, учителя английского языка (его сценическое имя Брайан Колбридж), взявшего за основу интернет-игры «Detroit: Become Human». Пьеса написана специально для нас. Она о будущем, в котором роботы благодаря искусственному интеллекту обретают эмоции, копируют человеческую мимику и подстраивают характер под требования хозяев. Являются ли чувства андроидов прописанной программой - или же искусственный интеллект стремительно развивается без человеческого вмешательства? Этот спектакль мы играли в Медиакоре.

Четвертый спектакль, тоже премьерный, «Сны» по Ивану Вырыпаеву, мы отыграли в середине ноября. Ставила его моя ученица Ирина Коваленко, это ее дипломный спектакль и дебют. Пьеса про сны о красоте, об освобождении, о любви, о Боге, о кайфе, об аде. Сюрреалистические сны о самых реалистичных вопросах и тревогах. Дверь – она нарисована мелом, как выйти через нее и где дверь  настоящая?

- Чем ТОТЕМ отличается от других театров?

- Наш театр чисто идеологический. Государственные театры – это госпредприятия, которые должны иметь доход, поэтому спектакли выпускаются на потребу публики. Чтобы заработать, нужно собирать большие залы, но мы – молодежь и хотим собирать молодежь. Зачем нам экономика театра? Мы хотели заниматься творчеством, экспериментировать, осознавая, что денег не заработаем. Наше искусство набирает размах от творческого импульса, у нас свой собственный почерк, мы не думаем о том, что нужно собирать залы. Спектакль «Вавилон» хотели посмотреть свыше ста человек, но мы смогли пригласить только 50.

- Как в таком случае вы выживаете?

- Выручку тратим на реквизиты, аренду, а себе ничего не берем. Редко когда получается заплатить актерам по 500 лей. Были времена, когда зрительный зал нам предоставлял театр Чехова, всего четыре артиста были задействованы, и финансовая ситуация была совсем другая. В любом случае, у нас уже есть своя стабильная аудитория, это 150-200 человек на каждом спектакле.

Весь секрет в том, что для наших артистов ТОТЕМ – это увлечение после работы. Большинство – актеры, сценаристы, дизайнеры.   

- А как насчет рекламы?

- Наша реклама – соцсети. Мы изначально продавали билеты через Инстаграм. Выходим изредка на радио, телевидение, чтобы город нас не забыл.

- Вы сказали «город». ТОТЕМ – для кишиневцев?  Вы сами где родились и с чего начинался ваш проект?

- Я – кишиневец, мои родители люди творческие, мама была танцовщицей, папа - музыкантом. Ну и я вслед за ними сначала стал занимался бальными танцами, даже был чемпионом Молдовы в 12 лет, когда танцевал в «Кодрянке», потом на фортепиано играл.

К окончанию лицея я понял, что хочу заниматься театром, мне казалось, что он объединяет все виды искусства. Мама уговорила пойти на режиссуру: так  легче найти работу, ведь актер вечно зависим. Но в нашей академии не было режиссерского курса, он был в Славянском университете, где училась мама на факультете маркетинга. Так я попал на курс к Юрию Аркадьевичу Хармелину, был среди последних учеников, так как позже он заболел и ушел из университета. Я считаю себя наследником его школы. Хотя Театр с улицы Роз, может, так не считает.

- Что вы имеете в виду под понятием наследие?

- Хармелин проповедовал театр для людей, но его театр людей не развлекал.

В его постановках всегда была сверхзадача: заставлять думать, цеплять за живое. Он не уходил в такие дебри, как это делаем мы, но всегда пытался донести до общества что-то важное. Ставил человека в экстремальные ситуации, перед сложным выбором, чтобы он мог проявить себя. И у него всегда получались хорошие психологические спектакли.

Как актер я был задействован почти во всех спектаклях Театра с улицы Роз, Юрий Аркадьевич взял меня вторым режиссером, в 2015 году я поставил «Бременских музыкантов», через год - «Принц Алладин», еще через год - «451 градус по Фаренгейту» по Рэю Брэдбери.

Затем я поставил «Спящую красавицу», которая стала лучшей сказкой года, и закончил там карьеру спектаклем «Человек в поисках смысла»: по сюжету известный ученый Виктор Франкл создает новое направление в области психоаналитики и ученый сталкивается с вопросами понимания норм морали…

Начинал я в театре в 19-20 лет, закончил в 27. Я ставил перед собой новые задачи. Мне уже мало было ставить один спектакль в год-полтора.

- Как начинался ТОТЕМ?

- Поскольку в Театре с улицы Роз я проработал режиссером пять лет, одновременно – актером, да еще иногда преподавал актерское мастерство, то у меня образовался круг единомышленников. Я поделился своими планами с Хармелиным, и он пожелал мне доброго пути.

Десять студентов-актеров попросились ко мне, и мы стали строить свой театр. Это было летом, я снимал трехкомнатную квартиру, аренда была намного дешевле, и большую комнату и балкон отвел под репетиции. Так мы сделали три спектакля, один из которых «не пошел», и в сентябре вышли сразу с двумя. «Сон смешного человека» по Достоевскому - мой дипломный спектакль - уже был проверен на зрителе: Хармелин иногда показывал и недорого продавал хорошие студенческие спектакли.

Я решил этим спектаклем и открыть свой театр. Через три дня мы показали еще одну работу - «Наташина мечта», по пьесе Ярославы Пулинович из Ярославля.

- Почему театр называется «ТОТЕМ»?

 - Звучит одинаково на двух языках. Тотем – предмет культа или элемент поклонения в древних религиях, придающий сверхспособности и оберегающий от зла. ТОТЕМ - наш идол. Наш тотем – наш театр.

- Где жил режиссер Диниел Мунтян - мы уже знаем. А где он зарплату получал?

-  Меня взяли в театр Чехова, я до сих пор там работаю, не ограничивали, и я мог одновременно работать и режиссером своего театра... Мы отыграли на малой сцене театра Чехова «Наташину мечту».  Константин Харет, будучи директором, давал нам репетиционную базу бесплатно. Ему нужна была молодежь в театре, а тут – целая тусовка, берите! Когда играли спектакль, он платил гонорары.

- Как театр выживал в пандемию?

- Мы играли на улице! «Фауста», к примеру, - во дворе библиотеки Марка Блока. Марк Ткачук денег с нас тоже не брал. Там же мы выпустили спектакль «Брак! Инструкция по применению» - комедия с элементами детектива по пьесам Антона Чехова, Славомира Мрожека и Эдуардо Де Филиппо. Так что стартанули очень хорошо.

Правда, локацию приходилось менять часто. Когда мы взяли в аренду бывшее казино в «Джамбо» – заброшенное помещение на четвертом этаже – на месяц превратились в маляров. А потом стали зарабатывать деньги на аренду. У нас уже было пять спектаклей в репертуаре. Играли каждую субботу и воскресенье. Но заработать много не получилось, из трех лет в аренде два пришлись на ковид.

Мне 30 не было, не очень понимал я какие-то вещи в организационном деле, еще пытался быть всем другом. И начались в коллективе трения. Мы оказались в долгах. И в какой-то момент, видя, что театр умирает, я собрал коллектив и сказал: давайте так, долой демократию, я управляю, тем, кто привносит деструктив, до свидания. Мы начали все по-взрослому: ушли из «Джамбо» и решили стать опять антрепризным театром. Но уже с большим опытом.

- А как решался вопрос с декорациями?

- Мы не строили декорации, а подстраивались уже под готовые помещения. Начали играть в клубе «Альбион». У нас был спектакль «Бросить легко» про наркоманов, которые тусовались в ночном клубе, - и мы стали играть в ночном клубе. Что-то играли на большой сцене театра Чехова, что-то – на малой. «Брак. Инструкция по применению» играли в ресторане «Театру».

- То есть кочевали табором?

- Да, бродячим театром, который берет разные концептуальные локации под спектакли. Мы поняли, что в Молдове такого нет. Жизнь заставила найти свою нишу. Мы поначалу, может быть, хотели быть обычным театром, но кто-то сверху нам подсказал: будьте другими.

- Хорошо, вы – другие, но пьесы-то – классика...

- Мы не ставим их классически. Но и не разрушаем классику. У нас нет такого, чтобы из классики сотворить что-то современное. У нас нет на сцене голых задниц и тому подобное... Своя эстетика, свой художественный взгляд. «Фауста» мы не в стихах играем. У нас есть киносценарий «Фауста», который мы адаптируем под тот язык, который человек сегодня понимает.

- А как подбирается репертуар?

- Импульсивно. Возникает мысль, обретает жизнь, обрастает мышцами.

- Со «Снами» Вырыпаева как получилось?

- Моя студентка прочла пьесу российского драматурга и почувствовала, что это ее тема. Мы не пытаемся быть логичными или встраиваться в рынок. Что понтоваться, все равно не заработаем ничего. Когда искусство рождается именно от импульса, оно более честное, более интересное и более глубокое.

Сейчас у нас 14 спектаклей, стараемся играть один-два раза в месяц. Чаще не можем, поскольку все работаем. Зато про нас уже знают, у ТОТЕМА есть свой зритель, есть стабильность в выпуске премьер. Все идет медленно, но ровно.

Сейчас мы снимаем малый зал на Рышкановке и там репетируем. В чем сложность? Когда мы выпускаем новый спектакль, у нас есть только два-три дня на сцене, поскольку все стоит денег. Мы репетируем в хореографии, потом в день спектакля у нас появляются прожектора, звук. Это сложно, но это честное молодое искусство, которое еще не превратилось в работу. Идеология у нас такая: в театре работают только те, кто не ждет денег. Это арт-коммуна, в которой правила мы сами устанавливаем.

- Сколько в театре профессионалов?

- Артистов у нас 12, 70 процентов имеют специальное образование и даже магистратуру защитили. А у кого нет образования – с теми работаю я, понятно, что это способные ребята.

Когда появился ТОТЕМ как молодежный творческий коллектив, перед некоторыми стоял выбор: пойти в академию учиться четыре года, но на работу времени не будет, а ведь не всех обеспечивают родители; потом пойти в классический театр… Или сразу к нам, учиться актерскому мастерству и работать.

- Вы единственный режиссер в «ТОТЕМЕ»?

- Из 14 спектаклей 11 - мои. Роман Малай, артист «Сатирикуса», получивший образование в Сибиу, поставил у нас «Кислород» по пьесе Ивана Вырыпаева, премьера 14 декабря в Медиакоре. Мы - русский театр, но играем иногда на государственном языке. К нам приходят ставить спектакли те, кому нравится наш театр.

- Желаю вам новых интересных работ и зрительской любви.

- Спасибо.

Мария БУИНЧУК