История

 

В начале 60-х годов прошлого века в Кишиневе по приглашению тогдашнего главного режиссера Русского театра появилась ослепительно красивая молодая супружеская пара – Марта Бабкина и Виктор Щербаков. По амплуа они были герой и героиня. Оба стремительно вошли не только в репертуар театра, но и в сердца записных театралов.

 

Надо отдать должное Игорю Сергеевичу Петровскому: он сумел собрать в те годы одну из самых ярких и талантливых актерских трупп в Советском Союзе. На протяжении целого десятилетия (с 1960 по 1970 гг.) лишний билетик на многие постановки спрашивали уже у главпочтамта. А география гастрольных поездок (в это трудно сегодня поверить) охватывала территорию от Риги до Владивостока и от Одессы до Мурманска. И везде «чеховцы» пользовались вполне заслуженным успехом.

 

Мы, тогдашние старшеклассники, не пропускали ни одной премьеры. О спектаклях в то время активно писали, говорили, спорили; они будоражили общественное сознание: в них был открытый публицистический нерв, современный сценический язык и, конечно, неповторимые, масштабные актерские индивидуальности.

 

Марта Бабкина – «актриса крайних состояний. Она как бы сложена «из уголков»; любая реплика, любая сцена направлены к самому высокому, форсированному уровню выражения, но не достигает этого опасного предела, сменяясь новым настроением, – отмечал известный критик.

 

Превосходные внешние данные, внутренняя подвижность, глубоко спрятанное озорство придавали ее героиням остроту характерности и женственность одновременно. Пластичная, музыкальная, с глубоким грудным голосом и ярким сценическим темпераментом она была убедительна в любом жанре и любой стилистике: от мюзикла («Благочестивая Марта» Тирсо де Молина) до трагедии («Мария Стюарт» Ф. Шиллера). Ее актерской природе была близка как немецкая классическая пьеса, так и остросовременная американская трагедия, что уж говорить о традиционной русской психологической драме или французской комедии! Диапазон ее исполнительских возможностей был безграничен, и везде актриса, будучи разной, оставалась и счастливо узнаваемой (спутать ее с какой-то другой было немыслимо).

 

Следует отметить, что в те годы в активе большинства актеров, кроме занятости в основном репертуаре, присутствовал непременно еще и солидный личный багаж: стихи, монологи, сценки – им всегда было с чем прийти как на юбилей к товарищу (в собственный или соседний театр), так и на шефский концерт или творческую встречу. Марта Ивановна читала со сцены Анну Ахматову и Марину Цветаеву, Веронику Тушнову и Юлию Друнину. Особенно проникновенно звучало у нее одно из любимых стихотворений – «Сережка ольховая» Евгения Евтушенко, в чем-то, может быть, программное или, лучше сказать, – сокровенное.«… И, может быть, жизнь не такая уж вещь пустяковая…» – до сих пор звучит в эмоциональной памяти эта строчка в неповторимой бабкинской мягкой интонации…

 

Несмотря на широкую известность, Марта Ивановна никогда не вела себя «как звезда»: высокомерие, надменность, самолюбование были ей чужды, не имели к ней никакого отношения даже на пике славы. Ее всегда спасало чувство юмора, которым она щедро наделена от природы и которое обращено не только к ситуации или недостаткам других, но и к себе самой. Оно, как известно, умным людям помогает не «бронзоветь», не заноситься.

 

Отсутствие «звездной болезни» не мешало ей тем не менее выделяться в любой толпе: незнакомым встречным всегда было видно, что перед ними актриса, благодаря присущим ей шарму, вкусу – и в одежде, и в поведении.

 

При этом в обычной жизни она отличалась редким для людей ее круга аскетизмом: никогда не жила материальными ценностями, была «над бытом»: ведь в жизни столько по-настоящему интересного – книги, фильмы, общение!

 

Ей претило стремление обзаводиться «нужными людьми», полезными знакомствами, подстраиваться под общепринятое у обывателей, например, погоню за дефицитом. Она давно усвоила непреложную истину: искусство продлевает бытие, а вовсе не материальные блага. Для нее слово «престиж» сопряжено не с заманчивой должностью, элитным жильем или последней маркой автомобиля, а с возможностью соприкоснуться с высоким: философским учением, выдающимся оперным спектаклем, классической музыкой.

 

Она никому не завидует, никогда не злословит, не кривит душой. Если ей неприятен человек или информация, она просто дистанцируется, сохраняя тем самым, между прочим, душевное равновесие и неувядающую привлекательность, которая без внутренней гармонии просто недостижима.

 

Тем, у кого душа в «раздрызге», не помогут услуги лучшего пластического хирурга: можно убрать морщины, но злой взгляд и непомерные претензии к жизни ему исправить не под силу. Ведь, как известно, если не прилагать личных усилий, никакое волшебство, «никакие связи не помогут сделать ножку маленькой, душу – большой, а сердце – справедливым», – как в свое время заметил сказочный король из шварцевской «Золушки».

 

Она много лет не по чьей-то указке или просьбе посещала давно вышедших на пенсию и оказавшихся вне коллектива «стариков»: Н. Н. Масальскую, В. И. Стрельбицкую, актерскую чету К. М. и А. В. Снегиных, театрального художника Б. Е. Соколова, костюмера Р. О. Пурер. Со старшими по возрасту и жизненному опыту ей всегда было интереснее, чем с ровесниками.

 

К тому же она легко умеет прощать и даже не замечать слабости и причуды, если в человеке есть главное: глубокое внутреннее содержание, культура и профессионализм.