Анна Стрезева: «В Хельсинки мне довелось играть в подземной церкви»
Единственная в Молдове солистка Органного зала народная артистка РМ Анна Стрезева отметила замечательный юбилей. В каком состоянии сегодня нуждающийся в реконструкции орган? Что отличает органную музыку молдавских композиторов? Анна Георгиевна ответила на эти и многие другие вопросы «Молдавских ведомостей».
Открытие сезона – 25 сентября
- Правда ли то, что вы – единственный сотрудник Органного зала, работающий в нем со дня основания в 1978 году?
- Все верно, 41 год назад я, теоретик-музыкант, пришла сюда с дипломом Московской консерватории. Сначала ассистировала Светлане Бодюл, но вскоре уже участвовала в сборном концерте. Диплом органистки получила через два года в Московской консерватории.
- Год назад вы и директор Органного зала Лариса Зубку рассказали в СМИ о проблемах капитального ремонта, затягивании подписания контракта с высококлассным специалистом из Берлина Андреасом Шульцем, который должен провести экспертизу органа. Какова ситуация сейчас?
- Надеюсь, новое руководство минкульта не отодвинет эти проблемы их на второй план, ведь речь идет об одном из лучших чешских органов на всем постсоветском пространстве. К счастью, его нынешнее состояние пока позволяет использовать инструмент в полной мере. Раз в месяц проводим концерты – выступают зарубежные органисты, в рамках «Мэрцишора» гастролировал известный российский музыкант Александр Фисейский, в апреле с успехом прошел фестиваль музыки Баха. Я же стараюсь дважды в год давать сольные концерты с новыми программами, выступаю с хором, с вокалистами. 25 сентября, открывая новый сезон, исполню с оркестром сюиту итальянского композитора Отторини Респиги. Это тонкая, благородная музыка замечательного мастера.
- Ваш сын Михаил Стрезев, продолжая семейную традицию, учится на органной кафедре в Рочестерском университете, дал четыре сольных концерта, в том числе в Италии. Он не один год проработал напарником органного мастера Валерия Бивола, проделал большую работу по поиску фирмы, которой можно доверить реконструкцию органа…
- Да, Миша досконально знает и очень любит наш инструмент. Он вел переписку с авторитетными немецкими фирмами. Теперь в Америке он налаживает контакты со специалистами, которые могут быть полезны в ходе реставрации органа.
- В кишиневской академии музыки, театра и изобразительных искусств нет желающих обучаться игре на органе. Почему?
- Это очень сложный инструмент, требующий колоссальной самоотдачи. Обучаться должен уже сформировавшийся пианист. Но дипломированному пианисту легче реализоваться в профессии: он может играть в оркестре, может стать преподавателем или концертмейстером. Серьезных проблем с инструментом у него не будет. А вот большой концертный орган в Молдове один. В Тирасполе, в Бельцах, в Рыбнице органы значительно меньше, с малым числом регистров.
- Ваши мать и отец были легендарными педагогами кишиневской консерватории. Сегодня вы преподаете в академии историю музыки. Какой-то педагогический секрет родителей взяли на вооружение?
- Они никогда не относились к студентам по принципу: хочешь – учись, не хочешь – не учись. Всегда думали о будущем питомцев, о том, что должны «дать им кусок хлеба» - вырастить настоящих профессионалов, которые смогут твердо стоять на ногах. Если папа видел, что студент талантлив, но из-за каких-то жизненных проблем готов уйти из консерватории, он шел к нему домой, убеждал родителей в том, что бросать учебу недопустимо. Так же мыслю и я: на моих лекциях ребята должны получать крепкие знания, которые реально помогут им стать востребованными специалистами.
Кто в доме хозяин?
- Из учащихся лицея имени Рахманинова вы создали необычный камерный ансамбль «Барокко». Трижды он с большим успехом выступал на международном молодежном музыкальном фестивале во французском городе Бельфор, а это круче Евровидения. Сложно было покорять искушенную западную публику?
- «Барокко» я создала по инициативе самих детей, и всё, чем мы жили 20 лет, было наполнено энтузиазмом. Зритель это чувствовал и принимал нас всегда очень тепло. К тому же у нас нетрадиционно сочетались струнные инструменты, духовая группа и фортепиано. Скажем, труба звучала как сольный инструмент, что бывает нечасто. Вообще это был ансамбль солистов, каждый – на виду. Хотя ребята туда приходили, начиная с шестого класса, совсем неопытные. Практически все инструментальные переложения для них приходилось делать самой. Специально для «Барокко» писал лишь замечательный композитор Олег Негруца. А о фестивале в Бельфоре мне рассказал Константин Руснак, чьи сочинения мы также исполняли. По его совету я отправила во Францию диск с концертной программой ансамбля и получила приглашение на этот большой музыкальный праздник, в течение трёх дней проходящий на множестве площадок.
Основу наших программ составляли произведения Чайковского, Мусоргского, Прокофьева, Свиридова. Ведь мы, полпреды русского лицея, стремились пропагандировать русскую классику. Помню слезы на глазах французов, когда наши юные артисты исполняли романс Свиридова из кинофильма «Метель».
К сожалению, четыре года назад ансамбль пришлось закрыть – выросли учебные нагрузки в лицее, стало сложно совмещать занятия с репетициями.
- Казусные ситуации в вашей сольной концертной практике, наверное, крайне редки?
- Со смехом вспоминаю, как во время гастролей в Таллине, в огромном католическом соборе XIV века, после репетиции, я в полумраке спускалась с балкона, где установлен орган, по невероятно длинной винтовой лестнице. На мне было длинное концертное платье. Вдруг показалось, что где-то наверху хлопнула дверь, и кто-то стал спускаться вслед за мной. В страхе я ускорила шаг и упала. К счастью, никто этого не видел. А у меня возникло чувство, что древний собор решил напомнить, кто в доме хозяин, а кто - мимолетный гость.
Забавная история приключилась в Пицунде. Выступать предстояло на территории бывшего монастыря. За органом я репетировала до ночи, после чего должна была закрыть двери храма огромным старинным ключом и отправиться спать в гостиничный номер – бывшую монастырскую келью. Пройти предстояло через небольшой темный парк. Вокруг – ни души. Вдруг вижу надвигающийся на меня черный силуэт какого-то чудища. От страха обомлела, а «чудищем» оказалась пасущаяся в парке корова!
- Вам часто ассистирует Валерий Бивол. Тем, кто впервые оказался в Органном зале, задачи ассистента непонятны.
- Такова специфика игры на органе: исполнитель, в зависимости от сложности произведения, иногда не может сам включать регистры, тем более переворачивать страницы. А с Валерием мне просто повезло – как органный мастер он иногда прямо в ходе концерта оперативно может что-то подправить, подрегулировать в этом сложнейшем инструменте, состоящем из 4 тысяч труб.
Модерн плюс фольклор
- Вы участник ежегодных международных органных чтений в Российской академии музыки имени Гнесиных, ваши доклады вызывают большой интерес.
- «Гнесинские органные чтения» - настоящее пиршество духа. Авторитетные специалисты делятся знаниями об органах разных эпох и стилей, о творчестве композиторов и исполнителей органной музыки, об органостроителях. Я знакомлю с органной музыкой Молдовы – с творчеством Леонида Гурова, Дмитрия Киценко, Василия Загорского, Владимира Биткина, Геннадия Чобану, в чьих произведениях классические традиции переплетаются с оригинальным модерном и молдавскими мотивами.
- Какова география ваших гастролей?
- Париж, Будапешт, Бухарест, Вена, Хельсинки… Выступала в Беларуси, на Украине, в странах Балтии, в Средней Азии. Больше трех месяцев длилось турне по США. Конечно, с особой радостью бываю в России. Что касается Франции, памятен концерт в Тулузе, где довелось выступать в дуэте с великолепным музыкантом Василием Иову. Его най буквально завораживал зал. Когда он исполнял грустные молдавские мелодии, ассистировавшая мне девушка, болгарка, плакала. Наверное, они были созвучны ее родным напевам.
- А какой зал, инструмент во время гастролей показались особенно необычными?
- Очень впечатлила подземная церковь в Хельсинки: огромный зал, величественный орган, скрытые под землей.
- Нужно видеть, как оживляется зал, когда, исполняя соло для педали в произведении Штамма, вы пару минут играете только ногами.
- У французского композитора Жана Лангле есть целая фуга для педали соло, которую я иногда включаю в свои концерты.
- Вы – автор уникальной книги, которая скоро должна выйти в свет. Что заставило взяться за перо?
- Горячее желание оставить память о наших соотечественниках, замечательных людях, которых посчастливилось знать лично. Это композиторы, педагоги, музыковеды, исполнители, настройщики, с которыми я общалась, работала, дружила.
Чтобы собрать материал для серии очерков, я разговаривала с их родственниками и близкими людьми, с теми, кто хорошо знал моих героев. Хотелось, чтобы до читателей дошёл живой облик талантливых, милых, интересных людей разных национальностей, которые так много сделали для культуры Молдовы. Особенно волнительно было писать о нашей семье – папе, маме, которые и сами всю жизнь посвятили искусству, и детей воспитали в любви к нему. Они были первыми и самыми главными в нашей династии, которая ныне насчитывает восемь музыкантов в трёх поколениях, живущих в разных странах.
Импровизаторов – единицы
- Вы – одна из нескольких на постсоветском пространстве органисток, обладающих удивительным даром импровизации.На одном из концертов я была поражена, когда из нескольких предложенных зрителями тем вы выбрали фрагмент детской песенки «Маленькой ёлочке холодно зимой» и уже через минуту филигранно исполнили сюиту. Скажите, почему дар импровизации так редко встречается у исполнителей?
- Это совершенно особая область исполнительского
искусства. Тут необходимы отменный слух, композиторский дар, теоретические
знания и, конечно, творческая свобода. На Западе импровизации учат, у нас же
остались единицы органистов-импровизаторов.
Как известно, настоящим кудесником
был Бах, который мог на одну тему импровизировать четыре часа, не повторяясь. В советские годы таким талантом блистал московский органист Олег Янченко.
Я ездила к нему на специальный семинар в Минск. Очень многое мне дал и младший
брат Юрий, великолепный пианист, педагог, музыкант-теоретик. Ему ближе
импровизация в эстрадно-джазовом варианте. Еще в детстве мы с ним с превеликим
удовольствием импровизировали за фортепьяно в четыре руки.
- Вы ежегодно выступаете с концертами в одесской лютеранской кирхе на фестивале, посвященном памяти Теофила Рихтера, отца Святослава Рихтера. И там традиционно звучат ваши импровизации.
- Да, в Одессе я исполняю импровизации на темы из зала. Радостно видеть, как в эти минуты музыка объединяет самых разных людей – русских и украинцев, немцев и голландцев, поляков и французов. Вообще этот фестиваль считаю очень важным в своей творческой судьбе, ведь для любого органиста имя Теофила Рихтера свято.
- Знаете, после одного из ваших концертов было удивительно наблюдать, как инструмент окружила стайка детей, которым вы что-то терпеливо показывали, поясняли…
- Приятно видеть живой искренний интерес к тому, что тебе безмерно дорого. Ну как тут повернешься и уйдешь за кулисы? Может, у кого-то это детское любопытство станет первым шагом к серьезному увлечению музыкой.
Татьяна БОРИСОВА
Новости по теме
- Сегодня, 17:09
- Сегодня, 16:07
- Сегодня, 14:50
- Сегодня, 08:00
- Вчера, 14:00
- Вчера, 10:00
- Вчера, 08:00
- 22.11, 14:29
- 21.11, 07:54
- 21.11, 07:00
Комментарии (0) Добавить комментарии
Новости по теме
- Сегодня, 17:09
- Сегодня, 16:07
- Сегодня, 14:50
- Сегодня, 08:00
- Вчера, 14:00
- Вчера, 10:00
- Вчера, 08:00
- 22.11, 14:29
- 21.11, 07:54
- 21.11, 07:00
умница
Молдавские таланты разбрелись по всему белу свету-воистину нет пророка в своём
Отечестве.
Это горько осознавать, но никому они тут особо и не нужны-простые люди заняты
элементарным выживанием - им не до высоких сфер,
а власть-собственными тёмными делишками.
Да что там говорить, жизнь в нынешней Молдове-не сахар, а все годы независимости
это сплошная чернуха, порнуха и кромешный ад
Есть страны, сумевшие воспрятьиз пепла и превратиться в райский уголок, как тот же
Сингапур,
стать практически супердержавой как Китай, некогда гонявший за воробьями для
пропитания,
а есть изгои-вроде Молдовы, превратившие с 90-х годов из чудесного местечка-
практически земли обетованной в некое европейское гетто с озлобившимся,
потерявшим всякие ориентиры и надежду , населением