Российский вектор

 - Владимир Владимирович, зачем вы возвращаетесь в Кремль?

 

- Я никогда не стремился к этой должности. Более того, в свое время, когда мне было это предложено, даже выражал сомнения, стоит ли мне этим заниматься, имея в виду огромный объем работы и колоссальную ответственность за судьбы страны. Но, если я за что-то берусь, я стараюсь довести дело либо до логического завершения, либо, как минимум, привести его к максимальному эффекту.

 

Во-вторых, от людей, простых людей, с которыми я встречаюсь очень часто в разных регионах страны, я слышу, что действительно многие хотели бы, чтобы события развивались именно таким образом.

 

Критики говорят, что, если ваш покорный слуга пойдет на выборы, то выборов не будет. Ну, для них, может быть, не будет, а для рядового гражданина всегда есть выбор. Нашим оппонентам нужно тогда предложить свою программу и, что самое главное, доказать практической работой, что они могут сделать лучше.

 

В этой связи я часто слышу другой тезис: «все так плохо, что хуже уже не будет». Действительно, очень много проблем в стране, много нерешенных задач, а некоторые вещи, наверное, можно было бы сделать лучше, чем делали мы до сих пор, но насчет того, что хуже уже не будет, ну - вы меня извините… Оппонентам с левого политического спектра – Компартии, левым радикалам – могу напомнить конец 1980-х годов. Тогда не только основные продукты питания, а вообще все самое необходимое распределялось исключительно по карточкам, я уже не говорю про монополию в идеологии, в политике. И, собственно говоря, вот эта политическая сила подвела страну к краху. И тогда тоже говорили: ну, хуже уже не будет.

 

И бац – 1990-е годы: полный развал социальной сферы, остановка не отдельных предприятий, а целых отраслей производства, невыплата пенсий, пособий, зарплат, разгул преступности. Дело дошло фактически – надо прямо это сказать – до гражданской войны. Весь Кавказ кровью залили, применяли авиацию, тяжелую технику, танки…

 

Так что говорить о том, что хуже уже не будет, я бы поостерегся. Достаточно сделать два-три неверных шага, и все, что было раньше, может накрыть нас так быстро, что мы даже оглянуться не успеем.

 

Есть и другой тезис. Говорят, вернутся брежневские времена, застойные. Но посмотрите, что происходило в других странах. В США вплоть до окончания Второй мировой войны не было ограничений по количеству сроков избрания президента. Некоторые президенты США пытались избираться в третий раз. И, по-моему, ни у кого не получалось, а Франклин Рузвельт руководил страной в самые тяжелые годы экономической депрессии и во время Второй мировой войны и избирался четыре раза, потому что действовал эффективно. И дело не в количестве сроков и лет, проведенных у власти.

 

Гельмут Коль в ФРГ был у власти 16 лет. Один из бывших премьеров Канады – то же самое. А во Франции после Второй мировой войны? Там президентский срок был семь лет без ограничения по количеству раз избрания. И вот только совсем недавно внесли изменения в конституцию – до пяти лет и два срока подряд.

 

О чем это говорит? О том, что когда страна находится в сложных, тяжелых условиях, находится на выходе из кризиса, становится на ноги, вот эти элементы стабильности, в том числе в политической сфере, крайне важны.

Нам нужен период стабильного развития.

 

- Здесь секрета нет. Это абсолютно нормальное дело в политической жизни и практике, когда люди создают какие-то политические альянсы, договариваются о принципах совместной работы и поведения. И мы еще четыре года назад договорились о том, что такой вариант событий вполне возможен, если мы вместе пройдем этот период достаточно тяжелых испытаний.

 

Мы, конечно, не знали, что столкнемся с кризисом, но понимали, что в мировой экономике происходят определенные процессы, которые могут привести к этому кризису… Мы исходили из того, что если пройдем эти четыре года успешно, то будем вправе предъявить обществу наши предложения по конфигурации власти. Это и сделали, а граждане страны на избирательных участках скажут, согласны они с этим предложением или нет.

 

 

 

- По стратегическим вопросам развития страны у нас единые позиции. Но мы не одно и то же лицо, мы разные люди. На каком-то этапе Дмитрий Анатольевич счел целесообразным сделать шаги в сторону гуманизации некоторых сфер нашей общественной жизни. Если предложенный нами вариант конфигурации власти будет избирателями принят, то я не собираюсь вносить резких изменений в то, что сделано Дмитрием Медведевым как президентом страны. Надо посмотреть, как это все будет работать.

 

 

- Дмитрий Анатольевич перенес в сферу общественного сознания и практической деятельности вещи принципиального характера, которые были сформулированы в программе развития страны до 2020 года. В ней говорится и о развитии демократических институтов, и о диверсификации, и о модернизации экономики. Очень важно иметь в руках инструменты для продолжения этой работы. А в правительстве - основные рычаги и механизмы ежедневной политики – и в сфере экономики, и в социальной области. Поэтому – естественно, что Дмитрий Анатольевич возглавил список «Единой России». Если избиратели проголосуют за этот список, то Дмитрий Анатольевич сможет формировать дееспособное правительство, чтобы вместе реализовывать ту программу, которую он поставил в практическую повестку дня.

 

 

- Целью при создании Общероссийского народного фронта являлось не только укрепление «Единой России». Важно, чтобы у нас элементы прямой народной демократии заработали, чтобы люди чувствовали свою связь с органами власти и управления.

 

Мы вообще привыкли еще с петровских времен вывешивать всякий товар западного производства и показывать пальцем, чтобы люди брали с них пример. Это где-то хорошо, а где-то не очень. С точки зрения развития демократических процессов, экономический кризис на Западе сегодня носит и политический характер. Многие западные эксперты говорят о кризисе власти и доверия граждан вот к этой многопартийной западной системе. Говорят, что она не может предложить народу своих стран таких людей, которые бы пользовались доверием подавляющего большинства граждан. Вот Общероссийский народный фронт, предварительное голосование по выбору наиболее достойных людей – это те инструменты, которые в целом должны расширить базу демократии в нашей стране и в целом укрепить политическую систему России.

 

 

- Конечно. Борьба приобретет более острый характер. В целом - это хорошо. Вопрос только в том, как нам развивать эти демократические институты. Надо посмотреть, скажем, нужны ли в парламенте 10–15 партий? Нужно ли убрать вообще порог прохождения в парламент или нет? Известен пример наших соседей на Украине. Нам разве нужна украинизация нашего парламента, где невозможно практически ничего обсуждать?

 

Посмотрите, что в США. Там много партий? Там барьера нет? Но там очень много инструментов, применяя которые государство добивается того, что в Конгрессе присутствуют только две крупные партии, в рамках которых идет  большая борьба, и на поверхности оказываются наиболее эффективные и наиболее принимаемые обществом люди.

 

Наша политическая система находится в процессе становления. Мы не будем принимать никаких волюнтаристских решений. Мы будем всегда в диалоге с общественностью. Будем искать такие формы, при которых наша политическая система была бы устойчивой, развивалась на собственной базе, а не на основе советов или окриков из-за рубежа.