Регион

О дзотах рассказал Траяныч (кто подзабыл - Александр АЛТАЕВ): "Их тут, на берегу, знаешь, сколько было понатыкано? После войны их взорвали". Немного подумав, мы решили, что взорвали не все. Должны остаться хоть обломки. После этого мы любой камень принимали за остатки дзота. Если камень оказывался в лесу на склоне, Алекс, хрустя валежником, сквозь кусты и ветки ломился к "историческому объекту". Каждый раз "дзот" оказывался куском горной породы. Но Алекс не унывал: "Знаешь, - кричал он сверху, - это такой симпатичный камешек. Я его сфотографирую". Он их действительно нафотографировал великое множество.

Алекс забросил дзоты, когда увидел на воде у берега дикую утку. Засунув голову под крыло, она чистила перья. "Уточка!", - воскликнул Алекс и припустил к пернатой. Утка вынула голову из-под крыла, сердито и внимательно посмотрела на мельтешащего Траяныча, произнеся "Кря" (мне послышалось "Фе") и, повернувшись к берегу задом, поплыла на середину реки. В чистой воде были видны ее быстро гребущие красные лапки.

А потом мы встретили белых аистов. На верхней отмели длинного лесистого острова несколько птиц охотились на лягушек - уставились в воду, стоя на одной длинной голенастой ноге. Алекс даже подскочил от восторга - встретить таких величественных птиц, это вам не скандальные утки. На нас аисты не отреагировали. Только вожак, пробежав по отмели, взмахнул крыльями, отрываясь от воды и уже расправив крылья, сделал круг над темной водой, приведя Траяныча в состояние восторга.

Мы шли мимо острова, то там, то тут появлявшегося за деревьями, а восторг не отпускал Траяныча. Он хотел еще сфотографировать каких-нибудь прекрасных пернатых. Птиц мы не встретили, зато нашли совсем плоский галечный островок, отделенный от берега разлившимся в своем ложе ручейком. Мы перешли его по камням. На острове, даром, что он маленький, росли вековые деревья. Где-то на высоте четырех метров на ветках болтались пучки высохшей травы и мелкие ветки - следы прошлогоднего наводнения.

Днестр лениво обтекал островок, в воде на крупной гальке шевелились водоросли. Вокруг нас лежал заповедный, без цивилизации мир: вечерний лес на склонах, тихая река чуть серебрится в стремнине, и южный мыс большого острова, заросшего могучими деревьями. Уходящее солнце окрашивало природу в чуть золотистый успокаивающий цвет. Траяныч не удержался и полез купаться. Он сначала озирался - нет ли поблизости женщин, потом раздевшись, приобрел несколько первобытный вид: густая борода, львиная волнистая прическа художника, крепкая кряжистая фигура и наметившееся брюшко. Он довольно похлопал себя по этому брюшку, почесал его; растопырив пальцы ноги, попробовал температуру днестровской водички и вошел в воду.

Он шел по мелкой воде как древний человек - голый и бородатый, пришедший к реке после жаркого дня. Для полного сходства Траянычу не хватало каменного топора в правой руке.

Я по гороскопу Скорпион. Меня в воду нужно затаскивать долго и нудно. А Траяныч - Рак, вода - его стихия. Он и резвился в воде и плескался - получал полное удовольствие. Я тоже получал удовольствие, но по-своему: представлял, как тихо и осторожно соберу вещички Траяныча и дам деру. Представлял, как прикрывшись пятерней, перепуганный Траяныч будет бродить по берегу, осторожно призывая меня: "Игорь, где ты? Ау?" И приседать при каждом шорохе - мало ли кто там, вдруг женщины. Представляете состояние человека в такой ситуации: до дома двести километров, а тут не то что лея, даже набедренной повязки нет.

Конечно, не стал я прятать одежду Траяныча: работаем в одной редакции. А то б, наверное, не удержался.

Одинокий Робинзон

Так назвал Леонтия Павловича Москальчука Александр Алтаев. Хотя к Робинзону он имеет кое-какое отношение - и тот, и другой были моряками. Дело в том, что Леонтий Павлович - капитан второго ранга в запасе. Подполковник по-сухопутному. 25 лет отдал военному флоту. А теперь живет один, занимаясь мирным делом - разводит пчел и копается в своем огороде.

Его домик, примостившийся на склоне, напоминает небольшой бастион. Мы по тропинке - у Леонтия Павловича когда-то был свирепый пес, подошли к дому. Пес отсутствовал. Хозяин вроде тоже. Александр Алтаев покричал, вызывая хозяина, но ни ответа, ни привета. "Эх! - сказал Александр, - ушел, наверное. Видишь, собаки нет, оставить, что ли записку?". И мы поднялись на небольшую терраску перед входом. А в замке, голубой, давно не крашеной двери торчит ключ. Александр осторожно дверь потянул, она и распахнулась. "Леонтий Павлович", - крикнул Алекс в глубину дому. "Кто там?" - услышал я неожиданно приветливый голос. Вот так. И следующие два часа мы провели за разговорами, за чаем с медом.

Капитан, он и на суше капитан. В отставку вышел в 46 лет, окончил годичные курсы пчеловодов и женился. Служба у него была такая: минирование кораблей противника диверсионными группами. Что-то типа камикадзе, каждый день мог оказаться последним. Поэтому и семью не заводил. А теперь ему 69 лет, у него двое детей. И рассказывает обо всем мягко и с искоркой юмора: "А второй экзамен у них математика. Никто не в зуб ногой. Чесали, чесали головы... (улыбается). И мой оболтус тоже". Это о том, как его сын сдавал выпускные экзамены в школе. И в таком духе обо всем. Как пытался в 17 лет глушить рыбу в Днестре - Леонтий Павлович родом из Атак. Как в Днепровском лимане, во время службы взорвали на учениях донную мину - и всплыло брюхом кверху две тонны леща. Какие раньше были Атаки. О том, что румынских дзотов здесь и в помине не было, они намного южнее, и так далее. И уходить нам не хотелось.

А жилье бывшего капитана действительно на отшибе. Когда-то здесь был охотничий домик. Потом пионерский лагерь - на склоне, за домом, обвитое плющом и хмелем еще сохранилось деревянное здание лагерной столовой. Нужно было Леонтию Павловичу убраться подальше, в глушь, - чем чище природа, тем лучше мед. Ведь он держит небольшую пасеку.

А жизнь здесь действительно дикая. Мы сидели на огороженной терраске, с которой видно огородное хозяйство, полоса деревьев вдоль Днестра, а самого Днестра только маленький кусочек - в просветах между деревьями. Еще в траве и кустарнике возле дома идет бурная жизнь - непрерывная возня и шебуршание. Я думал ящерицы, суслики, ну и что там еще может шуметь в траве. "Коты", - сказал Леонтий Павлович. И точно, из высокой травы трубой торчит кошачий хвост, - его хозяин за чем-то там охотится. Но понял зверюга, что речь о нем: выбрался из травы, сделал благостную физиономию и к нам - на капитанский мостик, так называет террасу Леонтий Павлович. Потерся кот о мои ноги, получил почесывание ушей от Траяныча, пинок от хозяина и с той же благостной физиономией удалился в траву, довершать вечернюю охоту.

А нам пора собираться: Эх! Сидели бы тут на "мостике" - не вставали: мед, зеленый чай, интересный собеседник, коты, наконец. Но Александр хотел успеть в монастырь Рудь, а солнце уже заползало за лесной склон, а до монастыря еще километров пять, вверх по ущелью, идти часа полтора. Что ж, времени у нас мало, а программа обширная. Попрощались - и вверх по ущелью, вдоль ручья беззаботно петлявшего среди камней и мимо высоких лиственных деревьев.

Турецкая тарелка

Недалеко мы ушли, - слева на дереве метров пять над землей увидели приколоченный круглый знак, похожий на автомобильный. "Это заботливый Палыч приколотил", - объяснил Траяныч. На голубом фоне - две буквы "FT" Farfuria Turcului - то есть "Турецкая тарелка". Там за деревьями, мы, конечно, пошли, прыгнули через ручей, я чуть задержался - сменил, наконец, городские туфли на кроссовки, высятся валы древней крепости, по форме напоминающей громадную, перевернутую вверх дном, тарелку. Считается, что крепость построили турки. На самом деле, как рассказала Евдокия Замфир, директор Покровской школы, это сооружение намного старше - X века. Тут было славянское поселение. Охваченные интересом к истории, мы взобрались на этот вал, высотой с трехэтажный дом, но ничего толком не увидели. Сумерки уже прятались в глубине "тарелки", густо заросшей деревьями. Только сделали круг поверху, там, где когда-то стояли деревянные крепостные стены и, рискуя свалиться и проехаться по крутому склону на "пятой точке", сползли, цепляясь за ветки шиповника - в сумерках это большое удовольствие, скажу я вам - к подножию вала. Мне показалось, что не такой уж он большой. Метров 70 в диаметре, может, чуть больше.

В монастырь Рудь мы не успевали. Небо над нами алело закатом, а здесь в ущелье, поросшем густым лесом, быстро надвигалась ночь. На тропе еще было довольно светло, а в лесу сгущались сумерки.

Нас выручало то, что мы быстро шли и не уставали: чистый воздух, первозданная природа придавали нам силы. Тропа расширилась, став неширокой, присыпанной белым гравием, дорогой, петлявшей по склону. "Знаешь, - вдруг сказал Траяныч, когда дорога пересекла ручей, - там, - он указал вверх по течению ручья в сумеречные деревья, - замечательное место - бывший водопад, с которого ушла вода. Сходим? Минут 15 всего".

Здесь действительно когда-то был водопад. Громадный толстый карниз, метра три толщиной - пласт каменной породы, возвышался перед нами на уровне второго этажа. Вверх по склонам как выкрученные руки, торчали корни деревьев. Внизу светлая, петляющая полоска ручья рассекала бархатистый мрак ущелья, а чуть влажный воздух, проникая под одежду, нежно обволакивал ласковой прохладой. Казалось, мы попали в заповедный мир, не тронутый с той поры, когда там внизу, у Днестра, жили славяне, построившие "турецкую тарелку".

"Ты чувствуешь, какая здесь энергетика, - шепотом, боясь нарушить хрупкую тишину, - наклоняясь к моему уху, спросил Траяныч. Я только кивнул, что-то чистое, прохладное, не испорченное временем, словно втекало в меня, выгоняя все обиды, раздражение и прочую грязь, которую занесли в меня жизнь и годы.

А потом мы осторожно, стараясь не шуметь и не хрустеть гравием, чтобы не спугнуть тишину этого великого места, вышли на нашу белую дорогу.

Мы молча поднимались по ней, все еще под впечатлением "места, из которого ушел водопад". Наверное, древние славяне, турки, молдаване и все, кто жил в этих местах, тоже ощущали очищающую силу этого места. А древние такие места чувствовали намного тоньше, чем мы, напичканные цивилизацией. Мы шли и думали об этих древних людях, которые, может быть, приносили к водопаду, как языческому божеству свои дары, а потом, очищенные и просветленные по этой дороге, томно белеющей в темноте. Так мы шли, думая об этих людях, древних и забытых, и нам хотелось, чтобы эта дорога и этот вечер никогда не кончались.


Игорь САФОНОВ при участии Александра АЛТАЕВА


Читайте: "Покровская кругосветка -1"
и "Покровская кругосветка -3"